Изменить размер шрифта - +

   — Ну так я надеюсь, вы с этим разберетесь. Я еще в Среднем коридоре услышал шум.
   Ничем его не прошибешь.
   — Только отдышусь немного, — с достоинством ответил я. — Лестница с каждым годом становится все круче.
   Дивайн хмыкнул.
   — Если бы вы меньше курили, вам были бы нипочем любые лестницы.
   И был таков, прыткий, как всегда.
   Встреча с Зелен-Виноградом не подняла мне настроения. Я вошел в класс, не обращая внимания на загнанного кролика за учительским столом, и разозлился, увидев среди учеников несколько своих. Пол был усеян бумажными самолетиками. Одна парта опрокинута. У окна стоял Коньман, разыгрывавший, очевидно, какую-то комедию, потому что остальные просто задыхались от хохота.
   При моем появлении сразу воцарилась тишина, я услышал шепот: «Кваз!», и Коньман попытался — но слишком поздно — стащить с себя мантию.
   Он посмотрел на меня и испуганно выпрямился. Еще бы. Застукан в моей мантии, в моей комнате, изображающим меня — нет сомнений, чья эта обезьянья гримаса и прихрамывающая походка. Наверняка молится, чтобы провалиться сквозь землю.
   Надо сказать, что Коньман меня удивил: хитрый и недоверчивый, он обычно с готовностью предоставлял первенство другим, а сам наслаждался представлением. Тот факт, что даже он осмелился так себя вести, не говорил ничего хорошего о способности Тишенса поддерживать дисциплину.
   — Вы. Вон.
   Громкий шепот в таких случаях действует сильнее крика.
   Коньман немного помедлил.
   — Сэр, я не…
   — Вон!
   Коньман исчез. Я повернулся к остальным и выдержал паузу. Никто не смотрел мне в глаза.
   — А вы учтите: если мне еще раз придется появиться здесь по такому же поводу, если я услышу, что кто-то повысил здесь голос, я оставлю после уроков всех — и нарушителей, и их подручных, и безмолвных болельщиков тоже. Ясно?
   Головы закивали. Среди учеников я заметил Аллен-Джонса и Макнэйра, Сатклиффа, Джексона и Андертон-Пуллита. Половину моего класса. Я удрученно покачал головой.
   — Я был лучшего мнения о вас, третий «Ч». Я считал вас джентльменами.
   — Простите, сэр, — пробормотал Аллен-Джонс, уставившись на крышку парты.
   — Полагаю, извиниться вы должны перед мистером Тишенсом.
   — Простите, сэр.
   — Простите.
   — Простите.
   Тишенс, выпрямившись, стоял на кафедре. Из-за непомерности моего стола он казался еще меньше и неприметнее. Его печальное лицо, казалось, состояло из одних глаз и бороды — не столько кролик, сколько обезьянка-капуцин.
   — Я… м-м-м… спасибо, мистер Честли. Я н-наверное… м-м-м… т-теперь с-справлюсь сам. Мальчики… ну…
   Выходя из класса, я повернулся, чтобы закрыть дверь, и на мгновение поймал сквозь стекло его взгляд. Он почти сразу отвел глаза, но я успел заметить их выражение.
   Никаких сомнений — сегодня я обрел врага.
   Пусть тихого, но все же врага. Потом он подойдет ко мне в преподавательской и поблагодарит за вмешательство, но ни один из нас не сможет скрыть тот факт, что его унизили перед классом и я был свидетелем его унижения.
   И все же его взгляд испугал меня. Как будто за смешной бородкой и обезьяньими глазками показалось некое тайное лицо — лицо немощной, но непримиримой ненависти.
   6
   
   
   Я чувствую себя ребенком в кондитерской в день выдачи карманных денег.
Быстрый переход