Мама сбегала за перекусом в магазин здорового питания.

Мы сидели и ели. Я даже не помнил, когда мне в последний раз было так классно. И тут обуявшее нас веселье показалось мне подозрительным. Я догадался, почему все так радуются, и моя кровь превратилась во фреон. Я поставил коктейль с пыреем и сердито посмотрел на них:

— Вы все увольняетесь, так? Вот почему вы такие веселые. Молчание.

— Это правда. Ну, давайте колитесь!

Все опустили лопаты и посмотрели на Кейтлин.

— Итан, э-э-э…

— Я так и знал!

— Итан, это никак не связано с нашим отношением к тебе. Дуг сделал нам отличное предложение. Только идиоты бы не согласились.

— Дуг, Дуг, Дуг! Может, хоть расскажете мне, что у этого козла за идея?

— Итан, я говорила тебе уже тысячу раз: мы подписали договор о неразглашении. Сам знаешь, это святое. И позволь мне заявить во всеуслышание: я не хочу, чтобы Кам думал, что рассказала я.

Ну, Кейтлин!

— И когда вы уходите?

— Сегодня.

— Я уверена, твои друзья найдут способ забрать тебя к себе, когда там пообвыкнут. Правда ведь? — вставила мама.

Они закивали, даже слишком согласно. Я чувствовал себя, как последняя собака в Обществе защиты животных от жестокости.

— Не будь таким мрачным букой, дружок! И вообще… — Мама подумала, что бы еще сказать хорошего. — Научись находить радость в мелких событиях жизни. Смотри, какую большую яму ты выкопал!

Кейтлин пошла к крану ополоснуть руки.

— Итан, поговорим об этом вечером. А пока нам с Бри пора на косметические процедуры.

Парни тоже засобирались.

— Сегодня день новой обуви. Из Аргентины привозят «адидас» ограниченного тиража. Это от нас не зависит, Итан — нам пора. Извини, друг!

И снова мы с мамой остались вдвоем.

— Сынуля, не дуйся! А то у тебя появляется второй подбородок.

— Мама, ради всего святого, почему ты не можешь нарушить этот дурацкий договор и рассказать мне, что…

Мои слова прервал сиропный душок разлагающегося мяса.

— Мама, кажется, мы нашли Тима.

— Я пошла за фибризом.

Через четверть часа и две бутылки фибриза мы соскребли достаточно земли, чтобы показались несколько квадратных дюймов ковра из папиной комнаты.

— Итан, надо просто дернуть за ковер, и все. Проще не бывает.

— Мама, ковер от одного дерганья не поднимется. Надо браться за туловище.

— К чему ты это?

— Мама! Мне это делать, не тебе.

— Ты прав — зато ты не был в него влюблен.

Я потыкал ковер тупым концом лопаты. Мама спросила зачем.

— Не знаю. Наверное, определить, хрустик там или тянучка.

— Скорее второе, дорогой. Кости разлагаются очень долго. Те кости от бифштекса, которые я зарыла среди азалий для подкормки кальцием еще в восьмидесятых, до сих пор твердые как кварц.

Я посмотрел внимательнее.

— Он не раздулся, а? Вроде не похоже, землей придавило.

— Знаешь, Итан, если думать о Тиме как о школьном научном проекте, может, дело пойдет быстрее. По-моему, мы слишком крутим носом.

Мамина сумочка пукнула.

— Извини, дорогой, это сотовый. — Она порылась в сумочке, проверила номер. — Вьетнамский торговец удобрениями. Мне придется ответить.

Я еще раз ткнул лопатой в кокон Тима. Вдруг среди ясного неба грянул адский вопль в стиле манги:

Ye shen! Shenme shi ni, eren zhu mei dao wo xinai de shu jue?

(О боги! Что вы, нечестивые свиньи, сделали с моим возлюбленным древесным папоротником?)

Конечно, это был Кам.