– Неужели ты надеялась, что он будет тебя ждать? – спросил я, выслушав ее рассказ.

– Сама не знаю, Кит. Но очень жаль, что его не было, я совсем не знала, что сказать миссис Кристо и ее жильцам.

Когда кто-нибудь из семнадцати-восемнадцатилетних ребят нашего городка хотел на время скрыться из глаз, он шел к реке и переплывал на остров или забирался в заросли кустарника. Тут уж никто не найдет. Но Джули не тянуло ни к реке, ни в заросли, и в тот день он пошел на кладбище, оно у нас было за ипподромом. В сущности, не так уж это и странно: по воскресеньям кладбище наше (наш Делос) исправно посещали родственники, друзья, целые семьи и на поросших травой могилах приносили дары умершим. Даже наши огородники-китайцы ставили чаши с рисом на потрескавшиеся могильные камни своих сородичей. Один из ребят семейства Рэйвенов увидел Джули и спросил, какого черта он тут околачивается.

– Ищу Скребка, – ответил Джули. Известно было, что Скребок поедает рис, который китайцы оставляют на могилах, но в тот день Скребка там не было. Потом кто-то видел Джули у школы: он бродил по опустевшему двору, и теперь за ним по пятам следовал Скребок. А часов в пять он сидел на ограде возле католической церкви и, казалось, кого-то ждал.

– Что ты тут делаешь, Джули, скажи на милость? – окликнул его торговец мануфактурой Уилсон. (Он проезжал мимо в своей машине.) – Тут же владения Сатаны.

Джули словно не слышал. Мистера Уилсона хлебом не корми, дай кого-нибудь поддеть.

– Если этот ваш Хоумз проведает, что ты здесь был, тебе здорово достанется! – крикнул он. – Придется ему еще раз окунать тебя в реку…

Джули и не поглядел на него. А суть в том, что он слушал, как в церкви идет служба и монахини (они преподавали в городской католической школе) поют литании – выговор у них самый что ни на есть австралийский, но такого пения в нашем городке нигде больше не услышишь. Порой голубоглазая сестра Мария Игнейтиус начинала играть на маленьком органе, и казалось, то не на инструменте играют, а кто-то смеется, прижав к губам большую стеклянную свирель. Другой церковной музыки наш город не знал, а сюда, если сидеть на ограде и внимательно прислушиваться, она доносилась вполне явственно.

Так Джули провел тот воскресный день, когда Бетт терпеливо ждала его в кухне миссис Кристо. Бетт рассказывала: когда жильцы собрались за столом, она пела благодарственные песнопения, и они были в восторге, что милая гостья присоединилась к их хору, и совсем забыли про Джули. Миссис Кристо разливала чай и вообще держалась так, словно Джули побежал в соседний дом по какому-то ее поручению и с минуты на минуту вернется.

– Он такой забывчивый, – огорченно сказала она, когда больше уже невозможно было делать вид, будто он вот-вот придет. – Ему просто необходим хороший друг его лет, который научит его, как себя вести. Как надо себя вести приличному молодому человеку.

– Джули всегда ведет себя прилично, миссис Кристо, – сказала Бетт. – И все его любят. Так что, пожалуйста, не беспокойтесь об этом.

– Ну да, милочка, я знаю, все его любят. Он хороший мальчик. Но последнее время я все боюсь, как бы с ним не приключилось что-нибудь ужасное. Вот чего я боюсь.

– О чем вы, миссис Кристо? Что с ним может случиться?

– Прямо не понимаю, что с ним будет. Он совсем не знает, что делать, когда кончит школу. Он такой способный, но ему не всякое дело дается. Он не хочет заниматься лишь бы чем. Оттого мне и страшно. Наверно, это все его музыка…

– Какая музыка?

– Он играет на всех этих инструментах, вот которые ему дал мистер Хини.