Ощущая на себе чей-то пристальный взгляд и уже догадываясь, чей это взгляд, Анна повернула лицо к трону и увидела глаза сидящей на нем повелительницы. Инстинктивно она сделала жест, привычный Чезаре Больдрани, сделала то, к чему он обычно прибегал в самые ответственные моменты жизни. Она достала из кармана жакета его часы с эмалевым циферблатом и невольно сжала их в кулаке. Этим она привела в действие пружину, запускающую музыкальный механизм, и мелодичные звуки «Турецкого марша» вдруг прозвучали в этом магическом круге. Анна вздрогнула и нажала на кнопку часов, остановив этим музыку. Но сигнал уже был услышан. Никто из стоявших рядом не обратил на него внимания, лишь повелительница уловила этот сигнал. Она подняла свою темную высохшую руку и показала на Анну, шепнув что-то мужчине, который стоял рядом с ней. Круг цыган расступился, и, повинуясь гипнотическому взгляду повелительницы, Анна двинулась по направлению к ней.

Старуха сделала приглашающий жест, и Анна села перед ней на диван, обитый пунцовым атласом. В этом татарском шатре, увешанном парчовыми тканями и устланном старинными коврами, стоял запах ладана и миро. Хозяйка шатра сошла с трона и уселась напротив гостьи в удобном бархатном кресле рядом с круглым арабским столиком, инкрустированным перламутром. Цыганочка, которая танцевала с медведем, впорхнула к ним и устроилась у ее ног.

– Пусть еще раз прозвучит музыка твоих часов, – приказала повелительница цыган, и Анна, которая сама привыкла приказывать, на этот раз повиновалась ей беспрекословно. Она достала часы, и под сводами кочевого шатра, насыщенного восточными ароматами, снова раздались мелодичные звуки Моцарта. На древнем лице повелительницы цыган появилась загадочная улыбка. Старуха протянула руку к часам, и Анна отдала их ей. Вспомнив имя, выцарапанное на корпусе часов, она непроизвольно произнесла его вслух: Долорес.

– Да, – кивнула повелительница, – Долорес – это я. – Рассматривая часы, она словно читала на серебряном корпусе их свое прошлое. – Мне было двенадцать лет, когда я познакомилась с твоим отцом. Ведь ты – дочь Чезаре? – Анна молча кивнула. – Ты никогда не спрашивала, а он не говорил тебе, откуда эти часы?.. Нет, ты его никогда не спрашивала, а он тебе этого никогда не говорил. Теперь он мертв, раз часы у тебя. – Она сжала их высохшей рукой и снова загадочно улыбнулась.

– Кто ты? – спросила Анна.

– Я повелительница, – ответила она, – как и ты. Только более старая и, наверное, более мудрая.

– Откуда ты знаешь, что именно мой отец владел этими часами?

– Есть немного вещей, в которых я абсолютно уверена, – сказала старая цыганка. – И эта – одна из них. Ты хочешь знать, кто я? Проще сказать, кто не я. – И дальше она забормотала каким-то странным речитативом. – Я не дыхание, не тело, не плоть и не кости. Я не разум и не чувство. Я то, что находится за дыханием, за телом, за разумом, за чувством. И скоро заря вечного света блеснет передо мной. – Она положила руку на густые кудри девушки, устроившейся у ее ног. – Я была такой же маленькой плясуньей, у которой достаточно храбрости и достаточно нежности, чтобы приручить дикого зверя. Когда душа моя растворится в пространстве света, эта девочка продолжит мой путь. Как ты продолжаешь путь своего отца. Я была такой, когда познакомилась с Чезаре в то далекое лето.

– И чтобы сказать мне это, ты и позвала меня? – спросила Анна.

– Это не я призвала тебя, – ответила повелительница. – Это твой отец сделал так, чтобы мы встретились.

Все это было неправдоподобно и почти абсурдно, как во сне, но Анна продолжала верить в этот сон.

– Я не понимаю, каким образом, – призналась она.