Наняв кеб, я обратилась к кучеру на безупречном английском языке:

– Прошу прощения, месье, не могли бы вы отвезти нас со спутницей в Мейфэр, к дому семейства Кэрролл?

– Четытамгришь? – С этими звуками кучер уставился на нас через окошечко в передней стенке кеба. Оставив попытки объясниться словесно, я подала ему клочок бумаги с адресом. Когда кеб тронулся, мы с Элен опустили шторы на окнах и занялись переодеванием. Переднее окошечко мы поочередно закрывали спиной. Со дна сумки я достала сильно помятое и далеко не новое платье, запоздало пожалев, что не сложила его аккуратнее. Элен, сбросившая крестьянский наряд, облачилась в мои бриджи, рубашку и жилетку. Это было немногим лучше ее коричневого платья, поскольку за три дня пути моя одежда успела запачкаться, но другого выбора не было.

Наконец кеб добрался до Мейфэра и остановился возле дома Кэрроллов. Открыв дверцу, кучер снова выпучил глаза, но теперь уже по поводу нашего нового облика. Он предложил постучаться в дверь и известить о нашем прибытии, но я отказалась, расплатившись с ним золотой монетой.

Мы с моей недавно обретенной горничной оказались на величественном крыльце, по обе стороны которого высились колонны. Заслышав шаги, каждая из нас глубоко вздохнула. Дверь открылась. На пороге появился круглолицый человек во фраке. От него слегка пахло средством для чистки серебра.

Я назвалась. Он кивнул, после чего провел нас через просторный вестибюль в устланный коврами коридор. Там он попросил подождать у двери помещения, оказавшегося столовой. Оттуда доносились слова учтивой беседы и негромкий стук посуды.

Дверь оставалась приоткрытой, а потому я услышала, как он доложил:

– Миледи, к вам посетительница. Вас желает видеть некая мадемуазель Де Ла Серр из Версаля.

В столовой стало пугающе тихо. Я перехватила обеспокоенный взгляд Элен. Наверное, я выглядела не менее встревоженной.

Затем дворецкий вернулся к нам:

– Прошу входить.

Мы проследовали в столовую. До нашего появления люди за столом наслаждались обильным обедом. Сейчас мистер и миссис Кэрролл застыли с открытым ртом, а Мэй Кэрролл, которая из девочки успела превратиться в настоящую женщину, по-детски захлопала в ладоши и произнесла со знакомым мне сарказмом:

– О, никак к нам пожаловала сама мисс Вонючка.

Я легко могла подскочить к ней и отблагодарить пощечиной за такое приветствие. Но меня остановили слова еще одного участника трапезы, который при моем появлении резко поднялся из-за стола.

– Какого черта ты здесь делаешь? – багровея, спросил мистер Уэзеролл.

– Зато тебе, Вонючка, они вполне подойдут.

– Если ты еще раз так меня назовешь, я тебя убью, – тихо сказала я.

– Я что-то не расслышала. Что ты сказала?

– Так, пустяки. Большое спасибо за платья.

Моя благодарность была вполне искренней. Я унаследовала материнское равнодушие к нарядам. Пусть эти платья считались вышедшими из моды, пусть Мэй намеренно подбирала их, чтобы меня позлить, они не вызвали у меня ни капли раздражения.

Что, а вернее, кто меня раздражает, так это Мэй Кэрролл.

Меж тем Элен стойко выносила жизнь на половине для слуг, убедившись, что ее коллеги ведут себя еще презрительнее и надменнее, чем их господа. Надо сказать, с ролью моей горничной она пока что справляется ужасно. Делает странные реверансы невпопад и без конца бросает испуганные взгляды в мою сторону. Вне всякого сомнения, нам придется поработать над ее манерами. Хорошо еще, что Кэрроллы заняты исключительно собой.