Это ее папа? Нет, выглядит молодо. Да и сложно представить, что человек с таким тяжелым подбородком и рябой кожей может быть родственником этого ангела во плоти, согнувшей руку, на которой висит сумка «Луи Виттон».
– Ваша мама… – начал мужчина, а она вскинула руки.
– Так позвони ей!
– Прошу прощения? – возразил мужчина, нахмурившись.
– Позвони моей маме, – повторила она с легким шотландским акцентом. Ее подбородок приподнят, и я прямо чувствую, как она напряжена.
– Нам велено… – продолжил мужчина, вздохнув, но она не сдается:
– Позвони моей маме.
Папа в телефоне нахмурился:
– Все в порядке?
Я снова глянула на свою новую соседку, надменно повторяющую «Позвони моей маме» каждый раз, когда мужчина пытается вставить слово. А теперь он достает телефон (наверное, чтобы позвонить ее маме), но она все не унимается и нудит как ребенок:
– Позвони моей маме. Позвони моей маме. Позвони. Моей. Маме.
То ли из за смены часовых поясов, то ли из за странного невесомого чувства в животе, которое появилось в тот момент, когда я вошла в двери школы и обрушившегося на меня понимания того, какие глобальные в моей жизни произошли изменения, я поворачиваюсь к ней и, не успев подумать, слышу собственный голос:
– Эй, Верука Солт!
Ее рот слегка приоткрылся, а брови поднялись, когда она повернулась ко мне.
– Прошу прощения?
Я никогда так не сожалела о сказанном. Ли был прав в том, что я не люблю ссор – я их совершенно не переношу, хуже только майонез и джаз. Но что то в том, как эта девушка разговаривала, взбесило меня.
Встречайте новую меня – Милли Квинт, скандалистка.
Останавливаться поздно.
– Ты не возражаешь стать немного потише? – я показываю ей экран телефона. – Здесь люди вообще то пытаются говорить по телефону, а твой компаньон, похоже, звонит твоей маме, так что сбавь громкость делений на сто.
Она все еще пялится на меня, а теперь к ней присоединился и мужчина в костюме, а его и без того цветущее лицо покраснело еще сильнее.
– Ну, я здесь, я в порядке и все здорово… вроде бы. Я перезвоню позже, хорошо?
Потерев глаза, папа кивнул:
– Звучит здорово, Миллс. Люблю тебя.
– И я тебя.
Он завершает звонок, а я возвращаюсь к чемодану, лежащему на кровати. Мне нужно разобрать еще кучу всего и сделать так, чтобы в этой комнате было хоть немного домашнего уюта. Мне еще нужно…
– Ты что, назвала меня Верукой Солт?
Я обернулась. Моя новая соседка стояла, скрестив руки. Мужчина вышел в коридор и говорил по телефону. Может, он позвонил маме девушки, чего она и добивалась?
Я помедлила и спокойно оглядела ее, уже не ослепленная ее скулами и волосами. На ней светло зеленый свитер, который кого угодно превратил бы в серую мышку, но на ней он сидит превосходно и подчеркивает золото ее глаз. Она все еще самая красивая девушка из тех, что я видела, но трясущаяся от злости челюсть немного портит образ.
– Ага. Ты почти песню запела про то, что все должно быть, как ты захочешь. Так что это было в точку.
Она сомкнула губы, изобразила улыбку и, наконец, произнесла:
– Очаровательно.
Ее взгляд упал на мои джинсы – и близко не такие крутые, как у нее, – и кофту с длинными рукавами. Я ее купила в прошлом году, чтобы сфотографироваться на ежегодник. Я решила, что нет смыла покупать нарядную одежду, раз уж мы все равно ходим в форме, но сейчас, рядом с этой девушкой, я чувствую себя… неотесанной.
– Похоже, ты моя новая соседка, – говорит она, а я скрещиваю руки и встаю как она.
– Похоже на то.
Опять эта же улыбка, как у злодеек из диснеевских мультиков. |