Смутившись, Гейбриел отступил на шаг назад, чувствуя себя не в своей тарелке, как и во время их последнего свидания.
— Антуанетта… — простонал он.
В его голосе Антуанетте послышалась боль, и она попыталась приподнять голову, чтобы взглянуть ему в лицо, но он удержал ее, прижавшись к ней.
— Вы были ранены? — недоуменно спросила она. — Ведь кто-то стрелял в вас, когда вы напали на карету. Так вам и надо, но…
— Но? — повторил он хриплым голосом, взволнованный ее близостью.
— Но мне это совсем не нравится.
Гейбриел открыл было рот, чтобы успокоить ее, сказать, что он цел и невредим, как вдруг ему в голову пришла неожиданная мысль. В ее голосе звучала искренняя забота, слышались нотки подлинной тревоги. Если она считала его бессовестным грабителем, ну что ж, тогда он воспользуется случаем, чтобы наказать ее за проявленное ею неуместное любопытство к его убежищу.
Только сможет ли он достоверно все изобразить?
Гейбриел слегка покачнулся, словно теряя равновесие. Она охнула, боясь, что он упадет, и, слегка развернувшись, попыталась поддержать его.
— Присядьте, — велела она. — Я не смогу удерживать вас, вы слишком тяжелы.
Морщась, словно от боли, он с ее помощью медленно дошел до деревянного кресла, в которое упал якобы совершенно без сил.
— Благодарю вас, — выдохнул он. — Но если бы вы ушли, бросив меня одного, я ни в чем не стал бы вас обвинять.
— Я ни за что не оставлю вас в таком состоянии.
Сквозь прорези в маске он ясно видел на ее лице смесь тревоги и озабоченности. На ней были очки, но, как ни странно, даже вид двух круглых стеклышек бросал его в жар; непослушные завитки локонов обрамляли ее лицо. Нижняя часть юбки была заляпана грязью и порвана в одном месте — видимо, там, где подол зацепился за острый сучок.
Гейбриел никак не мог понять, почему он находит ее столь привлекательной, ведь внешне она была далека от совершенства.
— Я вел себя с вами крайне невежливо, — повинился он, как бы вздрагивая от боли.
— Да, вежливым вас никак не назовешь.
Она стояла настолько близко, склонившись над ним, что ее чудесные груди находились буквально перед его глазами. Если бы он захотел, то спокойно мог бы лечь щекой на манящую округлость и вдыхать сладостный аромат.
— Вы простите меня? — прошептал он, с тревогой глядя прямо ей в глаза.
Очки у нее сползли вниз, и он видел ее прекрасные карие глаза, поражавшие своим теплом. В уголках глаз пряталась улыбка.
Но момент был упущен.
— Куда вас ранили? — нетерпеливо спросила она, желая оказать ему помощь.
Он покачал головой и отвернулся в сторону.
— Отставьте меня, — сказал он, и лицо его исказила гримаса. — Мне слишком не везет в жизни, и я хочу умереть.
Антуанетта ласково взяла его за плечо:
— Ни один человек не заслуживает подобной участи.
— Вы не знаете и половины того, что я совершил. Я не хочу утруждать ваш слух излишними подробностями, но люди, подобные мне, рождаются для того, чтобы окончить жизнь на виселице.
— Если даже так…
Она смотрела на него неуверенным, но добрым взглядом. Только она могла так смотреть на него. Актер из него был никудышный, тем не менее она, веря в то, что он разбойник и грабитель, была готова по мере своих сил помогать ему. Она даже не подозревала, что он Гейбриел Лэнгли, сын баронета, владевшего Уэксмур-Мэнором.
Он закрыл глаза и обмяк всем телом, будто от боли. Казалось, что он вот-вот потеряет сознание.
— Пожалуйста. — Она крепче сжала его плечо, а другой рукой откинула волосы с его лица. |