Крадучись он обошел всю комнату, но нигде не нашел лежащих бумаг. Он принялся заглядывать на полки, аккуратно рыться в сложенном белье. Все было безрезультатно. Конечно, он знал, что и на ее теле не было никакого письма. Где же оно могло быть? Вероятно, она спрятала его в каком-то укромном месте где-то в доме. Ему больше ничего не оставалось, как убедить ее по-хорошему отдать письмо.

Ладно, в следующий раз.

Гейбриел тихо оделся и, не застегивая рубашку, босиком, с сапогами в руках выбрался из комнаты. На пороге он оглянулся, и вдруг его сердце сжалось от предчувствия надвигающейся опасности.

Мэри видела, как Гейбриел тайком покидал дом, как он надевал сапоги в гостиной, перед тем как выйти на улицу. Он шел с задумчивым и рассеянным видом, не заметив Мэри, которая стояла возле дверей в кладовую.

На ее лице застыло мрачное, напряженное выражение, в голове вертелись одни и те же унылые мысли, а глаза покраснели от бессонной ночи. Она хорошо знала, где он провел сегодня ночь. У нее. От сознания, что у них была ночь любви, сердце Мэри разрывалось от боли. Всю ночь она вертелась с одного бока на другой и тихо плакала в подушку, днем же у нее все валилось из рук. Охваченная гневом и злостью, она не находила себе места, зато хорошо знала то единственное средство, которое могло помочь ей.

Необходимо было во что бы то ни стало избавиться от Антуанетты Дюпре.

В ее отуманенном бессонницей сознании кружилась только одна мысль: если Антуанетта Дюпре исчезнет, то мастер Гейбриел опять будет принадлежать ей. Она сможет видеть его чаще, и никто ей не будет мешать.

Она почти наяву представляла себе сцену объяснения в любви.

Он перед ней с широко раскрытым от восхищения ртом… он улыбается и называет ее по имени… он заключает ее в свои объятия, такие крепкие и пылкие, что она почти задыхается.

«Мэри, Мэри! — кричит он. — Насколько я был слеп. Но ты ведь простишь меня? Ты будешь моей женой?»

Конечно, она простит его, они будут гулять по саду вдвоем, рука об руку, и строить планы на будущее, потом в положенное время у них родятся дети, они все будут жить здесь, в поместье до самой старости…

Но обычно после этого момента размышлений Мэри приходила в замешательство. Она иногда задумывалась, что же они будут делать долгими летними вечерами, ведь Гейбриел был образованным джентльменом, побывавшим за границей, а она простой девушкой из рыбацкой деревушки; она мало чему училась и тем более никуда не ездила. Не будет ли она выглядеть смешной простушкой в его глазах? А вдруг она со временем ему надоест, и он перестанет с ней разговаривать?

Мэри старалась не думать об этом, но внутренний голос, когда она прислушивалась к нему, говорил ей, что она себя обманывает, что ее мечтам не суждено сбыться. Владельцем Уэксмур-Мэнора теперь был лорд Эпплби, а Гейбриел превратился в скитальца. Кроме того, джентльмены обычно не женятся на девушках из низкого сословия; они могут содержать их, поддерживать материально, но чтобы жениться — увольте. Однако Мэри упорно закрывала глаза на очевидное.

Она, как правило, успокаивала себя таким образом: «Когда придет время, это препятствие будет как-нибудь преодолено. Гейбриел лучше знает, что делать в подобных случаях». Она верила в него и полагалась на него во всем. Итак, как только Антуанетта Дюпре уедет, все опять станет на свои места.

И она отправила в Лондон письмо. Немало часов было проведено над белым листом, пока она, старательно подбирая слова и нужные выражения, не изложила все в подобающем виде четкими буквами на бумаге.

Школу Мэри посещала недолго и писать не привыкла, но она старалась, как могла, все довести до сведения лорда Эпплби. Уяснив, насколько сложна сложившаяся ситуация, Эпплби должен был оставить все дела в Лондоне и незамедлительно приехать в Уэксмур-Мэнор.