Эта журналистка, Лорел Эмери, уговорила дать интервью до отлета. Как ей удалось? Наверное, чем-то она напомнила мне Анну. Наверное, оглушенный горем, я искал за кого зацепиться, но так и не нашел. Потому что Лорел — не Анна. В ней нет той красоты внутреннего мира, которая оглушает своей первозданностью. В ней нет этой бездны.

Ты моя бездна. Мои чувства к тебе больше, чем любовь, больше, чем сама жизнь. Кто я без тебя?..

НАСТОЯЩЕЕ. АКСЕЛЬ

— Что он сделал?

— Тут все в крови! Господи!..

Голос Лорел дрожал. Руки, видимо, тоже. Аксель прижал лоб к прохладному окну и прикрыл глаза.

— Ты вызвала полицию?

— Что? Нет. Тебе позвонила.

— Так. Описывай все, что видишь, а потом звони в полицию и жди их. Если что, ссылайся на меня. Я пришлю бумаги, подтверждающие, что полиция Треверберга в курсе интервью и твоего нахождения во Франции. У тебя есть алиби? Где ты была до того, как пришла к парню?

— Ресторан, потом такси.

— Отлично. Теперь выдыхай. И говори.

— Аксель, мне очень страшно. — Зазвеневшие слезы заставили Лорел умолкнуть.

Она убрала трубку от лица и сделала несколько шумных вдохов и выдохов. Аксель слышал ее дыхание, понимал ее состояние, но ничем не мог ей помочь.

Самоубийство (если верить Лорел) секретаря Анны его не удивило. Перо умела заменить собой весь мир, стать кислородом. Потеряв ее, мужчины чувствовали себя подобно выброшенной на берег рыбе. Готье провел подле нее десять лет. Треть жизни. Достаточно, чтобы лишиться опоры. Достаточно, чтобы раствориться в Анне, посвятить себя ей, позволить ей заменить всех, позволить ей наслаждаться этой зависимостью, слабостью.

Грин понимал, что ему сказочно повезло, что в тот роковой год она выбрала карьеру, а не его. Иначе она бы его погубила. Он тяжело переживал расставание, многие годы идеализировал ее, но мыслей о самоубийстве не было. Работа. Армия. Еще несколько лет он бросал себя на амбразуру, с каждым днем становясь все холоднее и отрешеннее. Так что в его судьбе Анна сыграла не самую плохую роль. А для Готье…

Жалко парня.

— Лорел, — негромко позвал Грин.

— Да-да. Я здесь. — Журналистка явно взяла себя в руки, собралась. — Дверь была открыта. Я вошла. В прихожей чисто, как в больнице. Тут маленькая кухня, комната и за ней еще одна комната. Санузел два на два. Не знаю, как он вообще тут жил. Он в дальней комнате. Везде двери открыты, но из прихожей этот чулан, прости господи, не видно. Я прошла в спальню, повернула голову, увидела… это… и сразу позвонила тебе.

— Что ты увидела, Лорел? — Аксель старался говорить как можно мягче, как с маленьким ребенком, которого нужно успокоить.

— Когда повернула голову, увидела, что парень полулежит в кресле. Он в крови, стены в крови, пол в крови. На нем измазанный кровью портрет Перо. Ее портреты тут везде. Я не стала заходить в чулан, чтобы не наступить в кровь, но даже отсюда вижу, что он посрывал их со стен. Там жуткий бардак. Кровь и портреты.

— Он мертв?

— Не знаю, — заскулила она.

— Звони в скорую. Потом в полицию. Расскажи им все как есть. И потом свяжись со мной.

— Забери меня отсюда, — расплакалась Эмери. — Зачем я только согласилась на эту авантюру, я…

— Дыши, — оборвал Грин. — Ты согласилась потому, что ты журналист, который мечтает заниматься криминальной хроникой. Не думал, что кровь способна вывести тебя из равновесия. Звони в полицию. Я рядом.

Аксель отключился. Сегодня день дерьмовых звонков и странных приветов из прошлого. То, что секретарь был одержим Анной, Грина не удивило.