Марк посмотрел на друга пристальным долгим взглядом, но тот выдержал, ничего больше не сказал.

— Ладно.

— Спасибо. Я предупрежу лабораторию, что анализ срочный. Конечно, месье Бальмон никуда не денется от нас, но рисковать лишний раз не хочется. Особенно когда у управления опять дежурят журналисты. Сегодня будет пресс-конференция. К счастью, справятся без нас. Но в понедельник либо ты, либо я должны представить общественности результаты. Те результаты, которые мы сможем выдать без риска для расследования.

Марк нахмурился.

— Это только мешает.

Аксель пожал плечами.

— Реальность как она есть. Боюсь, после этого расследования мне захочется еще раз сгонять в Тай.

Карлин рассмеялся.

— Это с удовольствием.

Зазвонил личный телефон Грина. Он посмотрел на экран, нахмурился, побледнел. Бросил на Карлина озадаченный взгляд. Растолковав его по-своему, Марк встал и направился к двери.

— Увидимся позже.

Глава шестнадцатая

НАСТОЯЩЕЕ. ГОТЬЕ

Марсель, Франция

Анна смотрела на меня своими бездонными глазами, на дне которых я всегда видел больше, чем она хотела показать, больше, чем она могла мне дать. Я видел себя. Себя в двадцать. В двадцать пять. В тридцать. Я повернул голову и снова встретился взглядом с ней. В этом месте, в моей святыне, она была везде.

Анна.

Анна.

Анна.

Я украсил ее портретами тайную комнату в своей квартире. Выделил ей целых пять квадратов. Все стены. На двери замок, чтобы случайный гость не обнаружил мое самое большое искушение. Мою слабость. Мою суть. Сотни портретов Анны, вырезки из газет, выкупленные за немыслимые для меня деньги у папарацци снимки, которые никогда не должна увидеть пресса.

Да, считайте меня мазохистом. У меня была стена, на которой я бережно хранил всех мужчин этой женщины. Всех, кроме одного. Кроме того, о ком она наотрез отказывалась говорить. Кроме отца Жаклин.

Ха, я знаю и это. Я ее секретарь, скажете вы.

Я — ее доверенное лицо, ее тень, ее опора, ее руки, уши и глаза, возражу я.

Я тот, без кого она не начинала день и не заканчивала его, потому что даже после бурной ночи она писала мне сообщение с планами на следующий день. Или с колкостями, после которых я срывался в ночь и до утра стоял под ее окнами, прекрасно зная, что она не спит и следит за мной из окна, удовлетворенная тем, что я повел себя ровно так, как она ожидала.

Я тот, на ком держался ее мир.

Я тот, чей мир держался на ее воле.

Я откинулся на спинку кресла, посмотрел в потолок. Темный потолок, который я старательно красил, чтобы чужая белизна не оттеняла портретов, не отвлекала на себя внимание. Все то внимание, которое безраздельно принадлежало Анне. Кажется, я плакал. Я часто плакал из-за нее. Когда она исчезла. Когда вернулась. Когда развелась с Крисом. Когда нашла себе несколько новых мужчин. Когда приближала к себе, я плакал от счастья. Когда отдаляла — от тупой боли. Тогда я думал, что нет ничего страшнее и мучительнее. Но теперь понимаю. Есть.

Черт возьми. Есть.

Теперь вся жизнь должна выстроиться как-то иначе. Но как?

Зло вытерев слезы, я глянул на стол, где белел конверт с билетом на самолет. Нужно выезжать. Аэропорт «Марсель Прованс». Длинная взлетная полоса, выходящая прямо в синь Средиземного моря. Короткий перелет. Прага. Поезд до Треверберга. Я должен взять чемоданчик, записи частных приемов Анны, журнал посещений. Взять саму ее суть, чтобы вывернуть наизнанку перед черствыми полицейскими. Должен дать показания. Рассказать о ней. Обнажить ее истерзанную душу, чтобы кто-то ковырялся в ней в поисках истины, в поисках ответа на вопросы.