— Спасибо. — Она кивнула.

Джо покачал головой, забрал у нее ключи, открыл дверь и проверил квартиру. После этого позволил ей пройти.

— Я буду рядом, мисс Рихтер, — пообещал он.

Тео проводила его задумчивым невидящим взглядом. Когда дверь захлопнулась, хрупкие плечи женщины вздрогнули. Она выронила сумку, стянула с головы шарф и, закрыв лицо руками, опустилась на мягкий пуфик. Слез не было.

Было другое.

Удушающее отвратительное одиночество навалилось с чудовищной силой. В телефонной книге не было ни одного контакта, который хотелось бы набрать. У нее не оказалось подруг, не осталось близких. И помимо охраны единственный человек, рядом с которым она вдруг почувствовала себя уверенно, — совершенно чужой ей мужчина, который общался с ней только по долгу службы. Их последний разговор выбил Тео из колеи. Но думать об этом было больно.

Она почти не удивилась, когда два часа спустя после возвращения домой ей позвонил Джо и сообщил, что детектив Грин хочет с ней поговорить. Теодора велела пропустить, с трудом дошла до кухни, поставила чайник и замерла, ожидая звонка в дверь. В ней боролись страх и странный трепет. Эта квартира всегда принадлежала только ей. Лишь Самуэль мог войти сюда и даже остаться здесь. Грин — единственный посторонний, с кем она встретится в своем маленьком, закрытом ото всех мирке.

Когда в дверь позвонили, она вздрогнула. Обхватила себя руками и отправилась открывать. Детектив выглядел усталым. Он вскинул на нее замутненный какими-то мыслями взгляд и несмело улыбнулся.

— Мисс Рихтер. Извините, что я врываюсь к вам вот так, но в больнице сказали, что вы уехали домой. А мы не договорили.

— Проходите. Я думала, вы приедете в воскресенье. Или в понедельник.

— Ждали?

Она сбилась с шага и оглянулась на него через плечо. Грин закрыл дверь и теперь замер в нескольких шагах. Он не улыбался, но взгляд смягчился. Он странно смотрелся в ее просторном светлом коридоре. Даже этого простора Грину было будто бы мало, а свет… черная рубашка его просто поглощала.

Тео передернула плечами, дошла до кухни и жестом предложила гостю сесть. Детектив послушно опустился на стул и положил руки на стол, сплетя пальцы.

— Спала, — наконец ответила она и занялась чаем.

— Черный.

— С бергамотом?

— Да, наверное, с бергамотом.

— Чем обязана? Хотите продолжить допрос?

— Хочу продолжить беседу.

Он благодарно кивнул, когда Тео поставила перед ним чайную пару.

Села. Повисла странная ненапряжная тишина. От заварочного чайника из великолепного китайского фарфора исходило домашнее тепло. Напиток пах терпко и притягательно. И был еще запах — аромат хвойного леса, дерева и свободы. Грин. Женщина невольно прикрыла глаза, будто так было проще различить эти нотки. По телу пробежала волна мурашек, и Тео закусила губу. Щеки предательски окрасились в алый цвет, и она потянулась за чаем, чтобы скрыть смущение. Грин молчал и, кажется, внимательно за ней наблюдал. И под этим взглядом Рихтер вдруг почувствовала себя обнаженной. Лишь натренированная воля и привычка держать лицо позволили ей открыть глаза и встретиться с ним взглядом.

— Спрашивайте.

— Как вы себя чувствуете?

Она посмотрела на него слегка удивленно.

— Раз меня отпустили, значит, хорошо.

Он сдержанно кивнул, как будто говоря: «Понял, что откровенности я от вас не дождусь, что ж, тогда вернемся к деловому общению». И ей почему-то стало обидно. Да что там обидно — Теодора разозлилась сама на себя: на свою выдержку и холодность, на привычку держать дистанцию. А потом разозлилась еще раз — за то, что дала слабину.