|
Жаль. Почему-то сейчас поцелуи бывшего мужа приносили намного больше эмоций, чем… вот это. Но речь не о моем наслаждении. Кристиан имел надо мной странную власть, власть, которая всегда меня тяготила. А вот Готье — никогда. Он всегда подчинялся мне во всем, отдавая именно то, в чем я нуждалась, то, что я у него забирала. Поэтому, пересилив себя, я впилась в его податливые губы яростным поцелуем, укусила нижнюю. Облизнула верхнюю. Он попытался положить руки мне на талию, перехватывая инициативу и оправдывая собственное стремление к власти, которое я тут же задушила на корню. Оттолкнула. Развернулась и молча ушла наверх. В спальню. Знала, что он пойдет следом. И он пошел — я слышала шаги. Интересно, а секс без желания — это насилие? Почему-то я не могла ему просто сказать нет и закрыть перед ним дверь. Наверное, потому, что этого «нет» не существовало? Я шла плавной походкой, изящно скользя по лестнице, касаясь пальцами перил и то и дело оборачиваясь на Готье, который сохранял дистанцию. Я буду с ним играть. Я продолжу его изводить.
Кого я обманываю? Я приехала в Треверберг только для того, чтобы вернуть себе обожание мужчины, которого я встретила мальчиком, чью невинность забрала, чьи чувства впитала, как сухая губка. Глобально это ничего не изменит. Я навсегда останусь собой. У двери в спальню я бросила на Готье взгляд через плечо. Он замер. На высоких скулах выступила краска. Я села на край постели, изящно скрестила голени. Он держал в руках что-то, похожее на веревки для шибари. Дыхание прервалось. Он хочет поиграть во взрослые игры. — Готье, я не в настроении. — Ты не станешь мне отказывать из-за него. Голос мужчины прозвучал… опасно. По спине пробежал холодок, волоски на руках встали дыбом. Я задохнулась от удара адреналина, выстрелившего в кровь, и инстинктивно поползла вверх по постели. — Ты приехал из Марселя, чтобы перепихнуться? Серьезно? Что на тебя нашло? — Ты. Ты на меня нашла, Анна. Я ждала взрыва, но он сказал это так спокойно, что мне почему-то стало страшно. И этот страх возбуждал до безумия. Я легла на подушки. — Я всегда хотел увидеть тебя беспомощной и покорной, — заговорил Готье, оседлав меня и наклонившись к моему лицу. — Не доминантной женщиной, ради которой я изменил всю жизнь. Не недосягаемой богиней, которой я поклоняюсь. Я хочу, чтобы ты принадлежала только мне, Анна. — Его холодные пальцы легли на шею, на сонную артерию. Я вздрогнула. — Хочу взять тебя, когда ты не можешь руководить мной. Позволь мне эту малость. Не открывая глаз, я с трудом кивнула. Зачем я кивнула? Почувствовала, как он оборачивает запястья мехом и поднимает руки к изголовью. Больной ублюдок. На глаза легла повязка. Но тело. Ох, мое тело. Ему это нравилось, хотя разум вопил, что я больше не хочу. Больше так не хочу. И это была бесстыдная ложь.
ПРОШЛОЕ. ГОТЬЕ Ее тело подо мной как в последний раз. Позволила себя связать, позволила себя взять, позволила себя распять на кресте отгоревшей страсти, которая оставила после себя только пепел и боль. Я до безумия ее люблю. Я до безумия ее ненавижу. Я смотрю в ее лицо — глаза спрятаны под алым шелком, волосы разметались. Я не вхожу в нее, как будто не могу воспользоваться ее слабостью. Меня возбуждает другое. Я приехал сюда, чтобы поговорить, но сейчас понимаю, что разговоры — это тлен и боль. Я приехал для того, чтобы никто и никогда не смог причинить мне боль. Чтобы она не могла причинить мне боль. Чтобы последним, кто целовал ее губы, обнимал ее тело, кто владел ею, был я. По моим щекам потекли слезы, я зло смахнул их. А потом взял подушку и закрыл ее лицо. Кровь стучала в висках. Ее тело вяло, будто нехотя, дергалось, а я впервые за десять лет чувствовал, как внутри срывается пружина, а тело и душу заполняют ощущения в миллион раз более сильные, чем оргазм. |
