— Да, — спокойно кивнула Арабелла. Берне не вмешивался, хотя вполне мог вставить шпильку в духе «какое это имеет отношение к делу?». — Инкогнито. Вы знаете, что разбили ей жизнь?

Мейсон побледнел, а Карлин наконец понял, чего добивается агент, и мысленно зааплодировал.

— В этом была ваша цель? — продолжила Арабелла после паузы. — Чтобы она пела только для вас?

Тишину, которая повисла в помещении после последней фразы агента, можно было пощупать. Марк сдержал улыбку и подался вперед. Мейсон посмотрел на него взглядом затравленного зверя.

— Толпа людей, душный пыльный бар, софиты и алкоголь, эта дурацкая сетка, которой она вечно отгораживается от людей… — заговорил Карлин приглушенно, не отводя пристального взгляда от лица подозреваемого. — Как она может каждый раз выходить на сцену и отдаваться толпе? Как она может растворяться в этом порочном круге чужого удовольствия и не замечать, что ее истинное призвание — быть музой всего одного человека?

Взгляд Мейсона изменился. Мужчина больше не выглядел затравленным. Он слушал внимательно. На губах показалась странная животная улыбка. — Когда вы поняли, что так не может больше продолжаться?

Берне бросил на профайлера жесткий взгляд.

— Вы не обязаны отвечать, мистер Мейсон, — сказал адвокат глухо и будто без желания.

— Когда вы узнали, что Теодора Рихтер и Авирона — одно и то же лицо?

— В прошлом году, — чуть слышно сказал Мейсон. — Я проследил за ней после очередного совещания. Она так игриво со мной говорила, что я не смог просто отправиться домой и лечь спать.

— И что вы сделали?

— Поехал за ней на такси. Моя машина приметная, она ее знает. Да…

— Что вы почувствовали, когда узнали, что мисс Рихтер обманывает вас и весь город?

Марк задал этот вопрос и посмотрел на Берне. Луи ответил мрачным понимающим взглядом, но вмешиваться не стал. Он выполнял свои обязанности как будто из-под палки. Или же ждал, к чему приведет диалог, чтобы воспользоваться вновь открывшейся информацией.

— Мне было больно.

— Испытывать боль не преступление, — все-таки вставил адвокат, и Карлин понял, что тот наготове.

— Безусловно, месье Берне, — кивнул Марк. — Но разных людей боль толкает на разные действия. Что вы решили в тот миг, когда узнали в хрупкой певице Теодору Рихтер, мистер Мейсон?

— У меня и в мыслях не было причинить ей вред, — упрямо вздернул подбородок Мейсон. — Я не собирался ее убивать.

— В отличие от Анны Перо и Ребекки Грант? Вы любите Теодору Рихтер, да? Что вы почувствовали, когда узнали про то, что она двулична?

— Мистер Мейсон, вы…

— Двуличие — страшный грех, — прервав адвоката, заговорил Мейсон. — Нет ничего страшнее двуличия.

— И лжи, — подсказал Марк.

Арабелла хранила молчание, видимо, считывая стратегию Карлина и позволяя ему вести допрос. Для этого она его и пригласила, разве не так?

— И лжи. Так что вы почувствовали?

Снова молчание. Мейсон сжался в комок, сплел пальцы и больше на Карлина не смотрел. От него фонило безумием, тщательно скрываемым, но разрывавшим мужчину изнутри. И было что-то еще. Нужна психиатрическая экспертиза. Это уже не профайлинг. Карлин чувствовал, тут что-то не так, но что именно — сказать не мог.

— Она не имела на это права. Но я все готов был ей простить. Да, я хотел ее забрать. Разработал план.