«Милая моя Жаклин!

После этого письма, уверен, ты возненавидишь меня, как ненавидела всех, кто вставал на пути твоих планов. А я перечеркнул всю твою жизнь. И только сейчас, когда состояние аффекта наконец оставило меня, я понимаю, что сделал.

И не могу с этим жить.

Я знаю, что случайно стал для тебя кем-то большим, чем просто сотрудником твоей матери. Знаю, что наши встречи оставили в твоей душе неизгладимый след. Поверь мне, девочка моя, я не стремился к этой привязанности и никогда не пытался тебя использовать. Я просто делал то, что мне нравилось, делал так, как нравилось тебе. Возможно, мы бы могли перешагнуть через глупость запрета на подобные отношения, возможно, когда-нибудь я бы смог найти в себе силы отказаться от твоей матери, от работы на нее, возможно, когда-нибудь я стал бы не собой, но идеальным партнером и верным другом для тебя. Но этому уже не суждено случиться.

Знай, моя милая девочка, что бы ты ни думала обо мне, с небес или из преисподней я буду любить тебя, как любит старший брат свою сестру. Потому что ты для меня — единственный оставшийся на всей планете родной человек.

И мне больно писать тебе то, что я должен написать.

Это я убил Анну.

Я не хотел. Не собирался. Я сошел с ума. Она свела меня с ума. И я надеюсь, что ты никогда — слышишь меня?! — никогда не станешь такой, как она. Я надеюсь, что ты перерастешь это, переболеешь, отгорюешь. Ненавидь меня. Пожалуйста. Только не становись такой, как она. Ты должна дарить людям радость, а не забирать смысл жизни. Ты должна сиять, а не поглощать чужое сияние.

Я убил ее.

Задушил.

Во сне.

Мне нет прощения.

И я не могу жить с этим грузом. Все, что ты узнаешь обо мне от полиции, — это вранье. Я не преследовал ее, не пытался причинить ей вред никогда раньше. Но сорвался сейчас, потому что она поглотила меня. Жаклин, это не предумышленное убийство. Ты меня знаешь. Знаешь же? Девочка моя, сейчас ты плачешь, а ты не должна плакать. Лучше ненавидь.

Я прикладываю к письму пару копий страниц из сохраненных мной дневников Анны. Ты должна знать, что тот, кто похитил ее на целый год, удерживал на яхте и, по сути, разрушил брак твоих родителей и, как следствие, твою и мою жизни, прекрасно осел в Треверберге. Анна узнала его. Это Бастиан Арнольд Кеппел-младший. Держись подальше от этого человека. Он не принес Анне ничего хорошего — и погубит тебя. Эта информация — мой прощальный дар тебе.

Моя радость. Моя маленькая девочка. Ты сильная. Умная. Ты взрослая. Ты сможешь жить в мире без Анны. И без меня.

А вот мне в этом мире больше места нет. Прощай.

С любовью.

С последними мыслями о тебе,

Готье».

Жаклин просмотрела копии из дневников. Почерк матери узнала немедленно. Анна писала, что встретила в Треверберге Бастиана, что они мило поговорили и провели время вместе, что он действительно тот пациент, который похитил ее на целый год.

— Жаклин.

Кажется, отец звал ее уже не в первый раз.

— Что? Прости… Готье пишет, что это он убил маму.

— Что? Можно?

Она кивнула и отвернулась. Кристиан пробежал глазами письмо, копии дневника и нахмурился.

— Звоню Грину.

Жаклин не ответила. Ее терзало смутное горькое чувство, что это еще не все сюрпризы. Но сейчас ее вырубило настолько, что в душе разлилась только мертвая пустота. Бесчувствие. Она медленно подняла наушники на голову. Потянулась к плееру и добавила громкости. Закрыла глаза.

Да.

Пусть лучше ее унесут басы, чем психика окончательно даст сбой.

Глава семнадцатая

НАСТОЯЩЕЕ.