Последнюю фразу Мейсон выкрикнул.

— Мы и не утверждаем, что вы хотели убить мисс Рихтер, мистер Мейсон, — мягко сказал Марк. — А что насчет Анны Перо? Вы так весело и столь часто проводили с ней время. Известный психолог и клубная оторва. Блестящая женщина и шлюха в одном флаконе. Что вы испытываете к ней?

На лбу Мейсона выступила испарина. Но он не заговорил. Его движения стали нервными, пальцы неестественно искривились. Но он молчал!

— Ребекка Грант покрывала дилеров. Вы знали об этом. И поэтому устранили ее. Наказали ее. Выставили на всеобщее обозрение. Вы хотели, чтобы ее позор увидели все, чтобы все узнали, кто она такая на самом деле. Волк в овечьей шкуре. Двуличная мразь.

Мейсон закусил губу, по подбородку потекла тонкая струйка крови.

— Ваши утверждения необоснованны, доктор Карлин, — заговорил адвокат и подал подзащитному платок.

— Я не слышу возражений от вашего клиента. Мистер Мейсон. Что вы думаете о Ребекке Грант?

— Двуличная сука. — Это было сказано чуть слышно. Сквозь зубы. Мейсон прижал платок к губе и уставился на Карлина. — Она заслужила смерть.

— Мистер Мейсон, вы можете хранить молчание.

— Иди к дьяволу, Берне, — огрызнулся тот и снова посмотрел на Карлина, будто в этом кабинете существовал только он. — А Анну Перо я не убивал. Когда я пришел туда, она уже была мертва. Лежала в постели. Обнаженная. И мертвая. Я только закончил то, что начал другой.

— Срезали лицо? — спокойно спросила Стич. — А потом помыли тело? Использовали крем? Вы не трахаете своих жертв, мистер Мейсон. Вы только показываете обществу, насколько они двуличны. Единственная женщина, которую вы хотите по-настоящему, — это Теодора Рихтер. И теперь вы понимаете, что она не будет вам принадлежать никогда. А это значит, и защищаться и лгать нам бессмысленно, ведь так?

— Агент, я вынужден…

— Иди к дьяволу, Берне, — повторил сказанную мгновение назад фразу Мейсон так спокойно, что заткнулись все. — Я дам вам то, что вы хотите. Но вы должны организовать мне свидание с Тео. Последнюю встречу.

— Исключено, — бросила Стич.

— Свидание, — повторил Мейсон. — На тридцать минут. В обмен на мое чистосердечное признание. Я откажусь от адвоката.

— Хорошо, — сказал Карлин. — Либо в моем присутствии, либо на вас будут наручники.

Мейсон перевел взгляд на профайлера.

— Наручники меня устроят.

Глава шестнадцатая

НАСТОЯЩЕЕ. ЖАКЛИН

— Пап, а тебе не надоело тут сидеть?

— Милая, иногда не стоит задавать себе такие вопросы. От ответа не изменится реальность. Я должен тут сидеть, как ты выразилась, пока идет следствие.

— Но ты же не убивал.

— Я никого и никогда не убивал.

Жаклин бросила на отца лукавый взгляд. Из наушников, свободно лежавших на плечах, струилась тяжелая музыка с затертого до дыр CD с любимыми Muse. Девушка спустила наушники на плечи, прежде чем повторить вопрос, который она уже задавала Кристиану. Но на самом деле через эту маленькую откровенность она искала контакт. Бальмон будто замкнулся в себе. Он всегда был аристократично сдержанным, отчужденным, спокойным. В противовес ледяной и одновременно взрывной Анне он оберегал чувства и мир дочери, и та тянулась к нему так естественно, что не замечала, как иногда печален его взгляд.

— Па-а-а-ап.

— Да, милая?

— Мне страшно.