И впервые — тишина. Тишина и пустота там, где был Аксель.

Впервые с момента разлуки я спокойно вернулась домой. Впервые почитала дочери книжку. Обняла мужа. А потом мы долго и чувственно занимались любовью, изводя друг друга и даря такое наслаждение, о котором уже забыли. С тем же накалом страстей, что и в первый раз. А потом я плакала и просила у мужа прощения. Объясняла, что была не готова к появлению ребенка, что все навалилось, но я уже в порядке.

А он гладил меня по волосам слегка вздрагивающими после отлива бешеной страсти руками, шептал, что все понимает и не сердится, требовательно целовал лицо и губы.

А я вдыхала его аромат.

Слишком спокойный.

Слишком родной.

Слишком человечный.

И, снова попадая в капкан его рук, вспоминала сессию, ледяные глаза пациента, а потом Акселя и его совершенно особенный взгляд. И распалялась все больше. Как будто все это время внутри нарастал жар, который должен был прорвать тонкую оболочку.

Глава тринадцатая

НАСТОЯЩЕЕ. ТЕОДОРА

Отец иногда называл ее многоликой. Нет, не потому что она стремилась к актерству или лгала. А потому что с детства умудрялась быть успешной во всем, за что бралась. Она стала лучшей по математике и английской литературе в классе, параллельно победила в нескольких международных вокальных конкурсах, а потом без экзаменов поступила сразу в несколько университетов, которые вступили в нелегкую борьбу за то, чтобы дать ей образование и навсегда привязать к себе.

Приехав после окончания учебы в Треверберг, она открыла первый ресторан и уже через год вернула отцу все, что он вложил в ее образование. После ресторанов и баров Теодора Рихтер переключилась на отели, а потом основала агентство по организации праздников.

На работе она становилась железной леди, а дома ценила тишину. Превыше прочих развлечений Теодора всегда любила одиночество. И долгое время могла держать близ себя только тех, кто уважал ее стремление закрыться на пару часов в библиотеке или спальне, с книжкой или лишь со своими мыслями. Иногда ей казалось, что она слишком быстро жила. Слишком насыщенными становились дни, слишком много встреч, людей, задач, проблем. Каждый день она чувствовала себя новым человеком. Как будто сдергивала маску и брала новую. И так раз за разом, пока привычка выглядеть естественно и ощущать себя органично в любой ситуации не взяла верх.

Единственная сфера, где Тео никогда не чувствовала себя уверенно, — отношения. Чем сложнее все было в личном, тем больше она работала.

Когда СМИ разнесли новости о том, что синеглазая красавица, завидная невеста Треверберга, дала согласие на брак с эпатажным художником и успешным девелопером Самуэлем Муном, который был старше ее чуть ли не в два раза, Дональд Рихтер впервые с момента возвращения дочери из университета вызвал ее к себе для серьезного разговора. Для крайне тяжелого и унизительного разговора.

Перед отцом она использовала отдельную маску.

Ее тысяча лиц не имела никакого значения, потому что Дональд смотрел в суть. Он давно работал с людьми, руководя этим городом через своих марионеток. И рядом с ним Теодора всегда оставалась маленькой девочкой. Несмотря на то что количество объектов, принадлежавших ей по праву и на бумаге, перемахнуло за десяток, на ее счетах лежали суммы, сопоставимые с бюджетом крупных компаний, на которые она всегда ориентировалась, она несколько лет подряд становилась женщиной года по версии тревербергского отделения «Форбс», перед отцом Теодора Рихтер была все той же маленькой девочкой, которая рано потеряла мать и росла в строгости и достатке.

Такое странное сочетание золотой клетки и амбициозных целей ее закалило. Научило не бояться никого и ничего, даже смерти, которая шла по пятам каждого жителя Треверберга.