– Судебно‑медицинский эксперт, – поправил его Федор Никанорович.

– Нет, – покачал головой Юрий Васильевич. – Это не для меня…

– Вот так‑так, почему же? – спросил Федор Никанороаич.

– Я трупов боюсь, – сказал Юрий Васильевин. – Даже когда по коридору иду, стараюсь по сторонам не смотреть.

– А что же у нас по сторонам такое страшное? – спросил Петр Иванович.

– Ну, через стекла видно, там, где двери, стеклянные. Банки разные, кости.

– Это он про кафедру нормальной анатомии говорит, – догадался Федор Никанорович. – А известно ли вам, Юрий Васильевич, что мы не имеем отсева студентов вот по этой причине? Не имеем. Ну, раз в два‑три года, не чаще.

– Привыкают, – согласился Юрий Васильевич.

– Не привыкают, а приучаем, – заметил Петр Иванович. – Вы что думаете, приходит к нам студент, и мы его сраау в анатомический зал? Тогда половина разбежится назавтра же. Мы понемножку. Сперва кости. И долго кости. И говорим ему о том, какую роль играет в кости тот или иной выступ, та или иная впадинка. Потом, месяца через четыре, начинаем понемногу препарировать мышцы, а к февралю и разговоров уже нет, даже наоборот, приходится иногда поправлять за несерьезное отношение к делу.

– Но можно и по‑другому, – заметил Федор Никанорович.

– Сразу в воду?

– Вот именно, – подтвердил Федор Никанорович. – Сразу. Вы же мужчина!

– Да, нужно себя проверить, – сказал Юрий Васильевич.

– Вот и отлично. Я над вами возьму шефство. Как будет какое‑нибудь интересное дело, приходите.

Резко застучал звонок.

– Это на совет, – сказал Петр Иванович. – Сегодня Горбунов диссертацию защищает, ты обязательно иди, Юрий Васильевич. Пусть всего не поймешь, но нужно входить в жизнь института. Да и всех увидишь.

– Себя покажете, – добавил Федор Никанорович.

– Что вы? Я буду нем как рыба.

В комнату стали входить незнакомые люди. Сразу стало шумно. Юрий Васильевич вышел из кабинета и остановился возле столика вахтера, разглядывая входивших людей. Ученые советы в мединституте посещали почти все врачи города – были среди них и военные врачи из госпиталей. Одни приходили послушать выступления на совете, другие – посудачить с приятелями или приятельницами. Но все были оживлены, в каком‑то приподнятом настроении. Высокий полковник – на погонах чаша со змеей – пронес большой букет цветов. Юрий Васильевич догадался, что букет предназначается диссертанту, и почему‑то подумал: а вдруг не получит этот самый Горбунов степени, куда денут букет?

– А вы, дедусь, тут многих знаете? – спросил Юрий Васильевич у вахтера.

– Я‑то? А всех, – спокойно ответил вахтер. – Всех преподавателей, всех студентов, всех директоров, какие тут были, уборщиц тоже всех. Я тут, сынок, скоро шестьдесят лет работаю.

– Сколько? – удивился Юрий Васильевич.

– А шестьдесят, – так же спокойно сказал вахтер.

– Так институту‑то, кажется, двадцать пять?

– Ну, так что, будто я не знаю, сколько институту! Я все знаю. Все знаю… Гляди, директор! – бросил он Юрию Васильевичу и вытянулся в струнку.

В парадную вошел высокий человек в кожаной куртке на молниях. Его небольшая голова покоилась на мощных плечах атлета.

– Как служба, отец? – спросил директор вахтера.

А тот совершенно преобразился. Грудь колесом, каблуки вместе, носки стоптанных сапог врозь, даже под крючковатым носом дыбом встал реденький прокуренный ус.