– Чем колол, Писаренко? – спросил у студента Федор Никанорович.

– Кофеин, камфору, но все бесполезно, – ответил Писаренко, собирая у стеклянного столика шприц.

– А кто первым вошел? – спросил молчавший до сих пор милиционер, медленно снимая плащ.

– Это ему наш Ворона смерть констатировал, – сказал Зайцев. Ворона молча кивнул головой.

– Так как, Ворона, было дело? – спросил у него Пострепалов и достал планшетку.

– Я тут гулял по коридору, – неуверенно начал Ворона. Но Зайцев его перебил:

– Нюшке мешал зал убирать, Я на этот счет строг, а тут просмотрел.

– Ну, я к двери подошел, – продолжал Ворона, – и слышу; «Ж‑ж‑ж‑ж». Попробовал дверь, а она на запоре. Тут я запах учуял. К Зайцеву в кабинет, а у него как раз суббота, тогда – за комендантом. Открыл комнату, а он уже все. И подойти страшно, потому что крючок от тросика у него за воротник зацеплен и искры сыплются, ж‑ж‑ж". Синенькие, маленькие. Тогда комендант свет вырубил, а я крючок снял и стал дыхание делать.

– Товарищ Ворона, – спросил Федор Никанорович. – Какой тросик был снят?

Ворона подбежал к аппарату и показал на укрепленную наверху трубку. К ней через блоки подходили тросики, по которым поступало высокое напряжение.

– Высоко, – сказал Федор Никанорович.

– А я стул взял и зацепил, – сказал Ворона.

– А ну, снимите.

Пострепалов, заполнявший листок дознания, поднял голову:

– Напряжение тут какое было?

– Тут до семидесяти тысяч вольт, – сказал Юрий Васильевич.

– Значит, он умер сразу же, – спросил Федор Никанорович.

– Наверное. Это как молния.

– Закопать его надо в землю! – горячо зашептал Вороне Зайцев.

– Темный человек, – сказал ему Ворона.

– Точно я говорю, в землю. А то в это… в как его?

Юрий Васильевич прислушался к спору и вдруг узнал человека на столе: то был Афанасий Петрович.

– Это Горбунов? – пораженно спросил он и с хрипом втянул в себя воздух.

– Да, – коротко ответил Федор Никанорович, – Горбунов.

– Это он только что защищал, каких‑нибудь несколько часов?..

– Он, он.

Федор Никанорович подошел к столу и долго смотрел на запрокинутую голову. Потом взялся двумя руками за ворот рубахи и с треском разорвал ее до конца. Была в этом движении досада, что вот так непонятно, вдруг, ушел из жизни человек, а жест сам по себе был обидно обыденный: хозяйки так рвут на тряпки старое белье…

– Пиши, – куда‑то в пространство сказал Федор Никанорович, и Пострепалов торопливо достал новый листок бумаги. – Пятого сентября сего года в помещении Рубежанского медицинского института в три часа ночи, – медленно диктовал Федор Никанорович, – мной, главным судебным экспертом области, произведено судебно‑медицинское исследование трупа гражданина Горбунове Афанасия Петровича, двадцати четырех лет. Исследование произведено в присутствии представителя горотдела милиции А. Л. Пострепалова и понятых… Запиши товарищей, потом подпишутся. Да оставь место для предварительных сведений. Так. Теперь наружный осмотр. Исследование проводилось на месте происшествия, поэтому труп в одежде.