– Пульс пятьдесят, – прошептал Федор Никанорович, не отпуская руку.

– Для мертвого не так уже плохо, – обронил директор. – А? Как находите, Чернышев?

Директор осторожно положил руку Афанасия Петровича на край стола.

– Поддержать сердце нужно, – уверенно и радостно, сказал он. – Элементарная электротравма. А вы, Федор Никанорович, панику тут такую развели. Черт знает что! И всех лишних нужно попросить из комнаты. Воздух нужен, воздух! Больше воздуха.

Директор одним движением придвинул стол с Афанасием Петровичем вплотную к окну и быстро потер рука об руку.

Из окна в комнату ворвался резкий плачущий звук. Все вздрогнули. Чернышев осторожно выглянул в окно, но звук больше не повторился, только по‑прежнему шумела листва.

Когда прибыл врач из неотложки, сломоухозский шприц уже кипятился на электрической плитке.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Мы оставили Юрия Васильевича в пустом просмотровом зале наедине со своими воспоминаниями. Козлов встретился с мим назавтра и внимательно выслушал его рассказ.

– Вы совершенно правы, Юрий Васильевич, – сказал он, помолчав, – что не торопитесь с выводами. Главное – последовательность фактов, «выстроенности» фактов, если так можно сказать, вы меня понимаете?

– Выстроенность, – повторил Юрий Васильевич. – Да, да, понимаю.

– А причины и связи, – продолжал Козлов, – мы вам отьюкать поможем, верьте моему слову.

– Нет, – сказал Юрий Васильевич. – Не верю…

Козлов удивленно поднял брови.

– Не верю… Мне после просмотра вашего фильма показалось, что я смогу быстро, сразу же дать удовлетворительное объяснение, но чем дальше я уходил в прошлое, тем все становилось более и более запутанным. Я рассказал вам о событиях, которые произошли на протяжении двух суток, и как бы ни было полно рассказанное мною, кое‑что я мог упустить… Вы думаете о причинах и связях и подразумеваете обычные причины и обычные связи. А они, товарищ Козлов, совсем необычны.

– Ох, Юрий Васильевич, – Козлов погрозил пальцем. – Чегото вы недоговариваете…

– Я недоговариваю только то, чего сам не знаю, – ответил Юрий Васильевич. – Выслушайте меня внимательно… Вам, надеюсь, приходилось завтракать крутыми яйцами?

– Что за вопрос, Юрий Васильевич, – засмеялся Козлов.

– И вы каждый раз обнаруживали белок и желток, не так ли? А когда‑нибудь задумывались, где в яйце спрятан цыпленок? Где у него перышки и глазки, а клювик и ножки? Где они там, когда, облупив яичко, вы находите только желток и белок?

– Яйцо развивается, это все постепенно.

– Золотые слова. Постепенно, все постепенно. Тек вот, наш земной: шар, а это, поверьте, гигантское сооружение…

– Охотно верю, – согласился Козлов.

– Так вот, весь земной шар, со всеми морями и океанами, со всеми живыми существами: летающими, ныряющими и ползающими по земле – это все только яйцо, рожденное в недрах Солнца. И нам пока дано иметь дело только с белком и желтком, находящимися в стадии бурного развития, но развития еще далеко не законченного! Вы никогда не задумывались над тем, что нужно для жизни на Земле? Что нужно, чтобы на Земле росли деревья, летали птицы, жили люди? Мы часто говорим: без воды нет жизни, без солнце нет жизни… Но жизни нет и без того элементарного состава, которым располагает наш земной шар. Что, если бы вместо кремния поверхность земного шара состояла из железа или золота, если бы наши моря были наполнены расплавленным свинцом или ртутью? Я уж не говорю о сотнях, тысячах сложнейших сочетаний элементов, нарушив которые, мы никогда не смогли бы существовать.