Если уж берешься за что-то стоящее, делай это хорошо и доводи до конца. Найди свободную жизненную нишу и займи ее. Добросовестно выполненная работа заслуживает соответствующего вознаграждения. Ежедневная практика – путь к совершенству. Уж моя-то мамочка хорошо знала жизнь. Недаром же она целых двадцать лет содержала публичный дом. – Он горестно вздохнул. – Все эти жизненные принципы, усвоенные мною вместе с ее молоком, никогда меня не подводили и помогли мне достигнуть совершенства в своем деле. Стал лучшим из лучших. Но теперь все пошло прахом... Они, мамины принципы, всегда помогали мне двигаться вперед, Том. Так было до сегодняшнего дня. Теперь же я лишился моральной опоры...
– Ну, а как насчет того, чтобы попытаться еще раз и еще, если не получилось сразу?
– Это бесполезно.
– Думаю, ты прав. Извини за глупый вопрос.
– Да уж не самый умный. – Он обреченно помотал головой. – Нет, теперь я конченый человек, Том.
– Скорее всего так оно и есть. Кстати, кто такой Том?
– Ну ты, однако, и шутник, парень. У тебя что, тоже крыша поехала, Том? Том – это, конечно же... О Боже!
– Позволь, Шелл, еще раз поблагодарить тебя за все. За все, за все! И особенно за то, что ты познакомил меня с Гарри Фелдспейном.
– Ну, если быть до конца честным, я не больно-то старался разыскать его. Мне попросту было не до этого. Все вышло само собой. После твоей яркой речи и впечатляющей демонстрации Гарри сам разыскал меня и настоятельно просил, чтобы я устроил ему встречу с тобой... словом, чтобы я представил его тебе. Он даже грозился...
– Как мило с его стороны. Так он действительно заинтересовался мной?
– Думаю, что да, – криво усмехнулся я.
– Как ты думаешь, он даст мне роль в своей следующей картине?
– Я думаю, что в следующем его фильме ты получишь возможность сыграть все свои роли. Во всяком случае, он это обещал, а, насколько я знаю, он слов на ветер не бросает. Я чувствую, ты далеко пойдешь, Аралия, если только кто-нибудь не остановит тебя на этой благородной стезе.
– Я как раз хотела тебя об этом спросить, Шелл. Не кажется ли тебе странным, что так никто и не заметил, что в меня стреляли?
– Вообще-то нет, особенно теперь, когда я хорошенько все продумал. Вопли твоих поклонников были громко слышны и на вершине холма, где прятался снайпер. Это во-первых. И во-вторых, когда человек орет во всю силу своих легких, он ничего не слышит, кроме самого себя. Да и не видит тоже. Пули не оставляют следов в... пустоте. Хотя следы от них остались в «Великой Японской стене». Но кто будет с ними разбираться? Вот и выходит, что никто ничего не слышал, не видел, не почувствовал...
– А может быть, все-таки, Шелл...
– Аралия, не пори чепухи. У меня есть живой свидетель. К сожалению, он же подозреваемый.
– И кто же это?
– Я же сказал, подозреваемый.
– А, это тот тип, про которого ты мне рассказывал? Этот Один Выстрел?
– Да, именно он. Я не помню, как он себя назвал там, на холме.
– И что же с ним случилось? Куда он подевался?
– Никуда. Я связал его призовым бюстгальтером.
– Чем-чем? Ты связал ему руки... бюстгальтером?
– И ноги тоже. Сейчас он пребывает у меня в багажнике. Вот, дорогая, где он находится, совсем рядом с нами.
– В багажнике? Но ему же там, наверное, неудобно.
– Я так не думаю. Он, наверное, все еще не понял, где он и что с ним произошло.
Помолчав немного, Аралия спросила:
– А... понимаю. Ты побил его в отместку за меня?
– Нет. |