Женька зачем-то зажмурился, отвернул окривевшую мордочку в сторону, желая одного, остаться неузнанным. Он не увидел, как Титяков, ничего толком не разобрав, испуганно смылся с балкона, будто кулак Эли мог каким-то образом взлететь и огреть его по лбу. И все могло счастливо закончиться в тот же миг, без великих последствий. Ребята разошлись бы по квартирам, и жизнь закрутилась-завертелась, перемалывая ложь и правду каждого момента в единую истину бытия. Но случиться этому было не суждено, так как с верхнего балкона уже опрокинулась вниз вторая физиономия. И следом раздались обличительные слова:

– Какие люди! Женя Рудык! Никак, ты в образе?

Холодный голос Кая резанул, точно сталь острого ножа. От неожиданности Женька распахнул глаза и поднял лицо, уставившись прямо в высокомерную физиономию Стаса Ищенко. Кулак Эли как-то обмяк, рука безвольно поползла вниз, точно повинуясь покровительственному взору Ищенко. Ника с интересом разглядывала свалившегося с неба мальчишку инородного, ангельского облика. И ветер играл ее волосами, точно струнами волшебной арфы, казалось, вот-вот зазвучит мелодия, но вместо этого раздались грубые, насмешливые слова.

– Что это еще за чудовищный наряд! – без удивления на каменном лице кинул вниз Стас. – Рудык, тебе совершенно башню снесло? До сих пор так переживаешь по поводу потерянной роли?

– Закрой рот, кишки продует! – неожиданно и дерзко выкрикнула Ника, улыбаясь Стасу в лицо. – Что ты пристал к ней?

– К ней? – эхом повторил Ищенко.

Кажется, впервые по лицу Стаса проползло что-то напоминающее легкое смятение, он вдумчиво оценивал ситуацию. За его спиной робкой тенью снова возник Титяков, он что-то спрашивал, боязливо высовывал физиономию и косился на Элин опущенный кулак. Женьку распирало от чувств, и ветер разносил пар, что, казалось, шел у него из ушей, так как внутри все кипело и бурлило. Ника заступилась за него!.. Или за нее? И как теперь выпутываться из этой глупейшей ситуации, в которой оппозиция держала очевидный верх.

– Женька, не обращай на него внимания! – Ника покровительственно уложила ладонь на костлявом Женькином плечике и демонстративно громко произнесла: – Парни всегда прикалываются над девчонками, которые им нравятся…

– Девчонками? – все еще калькулировал мозгами Стас.

– Инфантил! – уже не поднимая головы, крикнула в ответ Ника и тут же снова обратилась к Женьке: – Так твоя фамилия Рудык? Красивая! А про какую роль говорил этот хам? Ты где-то играешь? Так интересно!..

– Это долгая история. – Женька потянул Нику за собой обратно в комнату. – Я недавно ушла из искусства. Мне предложили роль Маленькой разбойницы, понимаешь?

– Понимаю! – Ника все еще сжимала Женькино плечо, точно хотела выдавить из него зубную пасту. – Это так пошло!

Женька подозрительно покосился на подругу. Но она уже не видела ничего вокруг себя, взгляд ее упал в какие-то неведомые душевные глубины, теперь она была погружена в себя без остатка. И только дыхание вырывалось чаще обычного, да разрумянились щеки, хотя, вероятно, они просто слегка обветрились за время, проведенное на балконе. И Женька опять забыл обо всем, утонув в ее красоте. Опасность разоблачения осталась где-то на берегу, но теперь зачем-то взывала оттуда назойливо и упорно: Женя!.. Женя!..

– Женя, да очнись ты! – Эля схватила Женьку за вторую руку: девушки буквально рвали его на части. – Ты ловко смоталась с балкона, но Ищенко просил передать, что ваш разговор еще не окончен…

Меньше всего Женьке хотелось сейчас слушать угрозы. Его не разоблачили и отлично! А если бы и так – пусть спектакль оборвется! К черту узкие платья и колготки, в которых толком не гнутся ноги! К черту сдавленный фальцет и девичьи обручи, от которых за ушами образуются синяки.