Возможно, кого-то комиссуют — мол, все, хватит. Отвоевались. Кого-то будут мурыжить дальше. А кому-то повезет… Или не повезет. Тут уж как посмотреть.

Примерно часа через два, когда мы все обсудили и некоторые из нас успели задремать прямо на столах, раздался звук отпираемого замка. Внутрь помещения вошло трое, двое военных и один гражданский. Позади, в коридоре, стояли вооруженные солдаты. Офицеры — один в звании подполковника, второй капитан. Его я знал — это был уже знакомый мне офицер ГРУ Игнатьев. Тот самый, со сборного пункта города Батайска.

— Встать! — скомандовал капитан.

Все приняли вертикальное положение. Кроме меня. Это не укрылось от взгляда капитана, тот увидел мою забинтованную ногу.

— Ну что, сынки! — начал подполковник, глядя на нас холодным взглядом. — Вырвались? Поздравляю вас! Но на этом хорошие новости заканчиваются. Прежде, чем по вам будет принято какое-то решение, с каждым будет проведена подробная беседа, будет задан ряд вопросов. Нужно во всем разобраться, понять, что с вами все нормально. Вдруг вы передумали, став врагом Советского Союза? Искренне рекомендую, отвечать максимально правдиво, ничего не утаивая. Это пойдет вам на пользу.

— Разрешите уточнить, товарищ подполковник? — спросил я.

— Да?

— Вы из военной контрразведки?

Игнатьев при этих словах улыбнулся.

— Не совсем так, — ответил подполковник. — Но для вас это и не важно. Петр Николаевич, кто у нас первый?

У гражданского, что стоял за его спиной, в руках были какие-то папки с документами. Скорее всего, это личные дела, либо учетно-послужные карточки. Только странно, что их уже доставили с мест несения службы. Быстро, однако. Слишком быстро. Может, это что-то другое?

— Прапорщик Корнеев!

— Я! — отозвался Паша.

— За мной! — приказал Игнатьев. После чего они вышли, а мы остались уже впятером.

— Ребят, а что будет, если нас все-таки припишут к дезертирам и признают виновными? — спросил Самарин. Видно было что этот вопрос его серьезно беспокоит.

— Дима, после того, что мы уже пережили в плену у моджахедов, это сущая ерунда. В крайнем случае, нас просто расстреляют. И все, — пошутил я.

— Да я серьезно! — возмутился тот.

— А ты думал, тебя будут встречать как героя? — горько усмехнулся я. — Сам подумай шестеро пропавших бойцов случайно находят на вражеской территории, они рассказывают страшные истории про плен… С чего нам должны поверить? Гораздо проще признать нас дезертирами, которых поймали случайно. Конечно, сейчас не сороковые годы, НКВД давно уже расформировано. Вот там были жесткие методы. Ну, а если серьезно, то ничего нам не будет. Как они смогут доказать, что ты принял ислам? Никак! Как они докажут, что перешел на другую сторону? Никак! Будут задавать вопросы, просто отвечай максимально честно и все. Что видел, что делал. Меня другое интересует — слишком быстро они все тут организовали. Я думал, как минимум мы дня два будем сидеть, а тут всего несколько часов. Странно.

С Корнеевым беседовали почти полтора часа. В конце его привели, уставшего, недовольного, но все-таки, морально удовлетворенного. Следующим забрали Шарапова.

— Ну что там? — спросил я у Паши. Все мы обступили его со всех сторон.

— А! — он махнул рукой, устало прикрыв воспаленные глаза. — Муторно очень. Там целая делегация из пяти человек собралась. Военный психиатр даже есть. Начали меня долбать с того, мол, где и кем я служил, потом перешли к моменту, как и при каких обстоятельствах в плен попал. Кто был рядом со мной, кто видел. Где находился в плену, кого видел в кишлаке. Сколько душманов, какое оружие. Потом про обстоятельства побега спрашивали. Ну и дальше понеслось… Вопрос за вопросом.