— Худо, вашбродь, ох и худо! Не нравится мне всё это, — качал головой умудрённый воинским опытом Карпыч. — Как будто бы в первый год той войны с Фридрихом я ноне попал. Вот так же нас гнали сломя голову на пруссаков, да по ихней грязи, а они со стен и с валов нас расстреливали внизу, словно тетёрок, на выбор. Скоро пороховой припас наш подмокнет — и ага!

— Порох беречь! — рявкнул Лешка, оглядывая стрелковую цепь. — Беречь патроны как зеницу ока!

На сапогах у егерей были налеплены комья грязи, и они еле-еле перебегали, подступая всё ближе к валу. Одежда на людях была вся сырая и тяжёлая. Влага оседала на ружьях и на амуниции. Вот уже второй раз Егорову приходилось менять порох на полке своего штуцера и чистить затравочное отверстие. Ударно-кремневый замок ружья давал осечки.

«Бан!» — они с Карпычем аж невольно присели. Большое ядро с гулом и шипеньем плюхнулось в шаге от егерей в грязь и, обдавая их брызгами, пропороло по земле длинную борозду. Бан! Ещё одно, попав в большую лужу, подняло столб воды вверх.

«А скоро они ещё картечью дадут, и стрелки из ружей добавят! — с какой-то тоской от всей этой безнадёги подумал Алексей. — Точно ведь, как тетёрок нас здесь перестреляют! Запаздывает, затягивается этот штурм».

«Бум, бум, бум! Бум, бум, бум!» — колонны дивизии подходили под глухой барабанный бой к валу. Их путь шёл под наклон по контрэскарпу, превращённому сейчас в сплошное грязевое поле, а в самом низу их ждал ещё глубокий ров с водой и с оплывшими болотистыми откосами.

— Огонь россыпью! Выбивать в первую очередь орудийную прислугу и пехотных командиров! — крикнул Алексей, перезаряжая свой штуцер сухим порохом.

По прямой до вала было шагов триста. Пули егерей сбивали с него то одного, то другого артиллериста или же турецкого стрелка. Но на его место тут же вставал новый, и огонь противника не прекращался ни на секунду.

Русские колонны подошли шагов на триста, и по ним в упор ударили картечью. Артиллеристы дивизии наконец-то подтащили залепленные грязью орудия к егерям и заработали возле них, заряжая. Тщетно! Порох в большинстве картузов, будучи сам по себе очень гигроскопичным, оказался подмокшим. Чтобы подготовить пушку к выстрелу, на её зарядку сейчас приходилось затрачивать втрое, а то и вчетверо больше времени. Нужно было вначале отсортировать непригодный заряд и только потом уже начинать стрельбу. С большим интервалом русские пушкари всё же начали вести свой ответный огонь. Но дивизии это уже помочь не могло. Увязнув во рву перед валом и понеся большие потери, пехотные колонны начали откатываться назад.

Алексей посмотрел на вершину вала. Там торжествовали турки, они все высыпали на бровку и теперь с восторгом били из всех ружей по уходящим. Около их пушки, напротив, суетился крепкий, коренастый топчу-наводчик. Он чуть довернул орудие вправо, немного поднял его прицел, и ствол направился в сторону русских пушек. Ба-ам! Вжи-и-иу! Дальняя картечь ударила по расчёту ближайшей, убив и покалечив там большую его часть.

— Ну, гад! — Алексей прицелился и спустил курок. Коренастого наводчика отбросило пулей назад, и он свалился кулём под лафет.

— Вашбродь! Двоих сильно ранило, и Касьяна с третьего плутонга картечью убило, — доложился ротный лекарь. — Выносить их надобно, а не то кровью они тут в грязи изойдут!

Алексей осмотрелся. Штурм крепости натуральным образом захлебнулся. Отходящие выносили на себе своих раненых товарищей и пытались вытащить завязшие в грязи орудия. А по ним всё гвоздили и гвоздили из всех орудий и ружей обороняющиеся.

«Ещё немного здесь замедлимся — и точно хана!» — совершенно отчётливо понял Егоров.