В это время, оставив десятки тел возле каре егерей, так и не сумев их сломить, беслы начали обтекать это пехотное построение по флангам и выходить с берега на равнину.

Ну, вот теперь было уже самое время!

От рощи с криком «ура!» во фланг им врубился трёхсотенный эскадрон гусар. Оставшиеся без управления, потерявшие более сотни своих воинов при переправе и на берегу и уже надломленные жестоким боем беслы не выдержали этого стремительного удара и начали поворачивать коней. Фарханг, остановив своего, развернул его боком и, выхватив пистоль из-за пояса, почти не целясь, выжал спусковой крючок. «Бум!» — пуля влупила в бедро стоявшему рядом с Егоровым Лёньке. Беслы мотнул от досады головой, оскалился и пришпорил коня. Нет, он не понёсся, как многие его товарищи, обратно к броду. Зачем ему быть там мишенью? Всадник стремительно нёсся вдоль реки в сторону Дуная.

Пуля в стволе, добить её до заряда! Курок на боевом взводе! Целик на дальний бой! Выровнять дыхание! Совместить целик с мушкой! Упреждение! Ещё два корпуса! Выжима-аем плавно крючок! Бах! Фигурка всадника в трёх сотнях шагов от стрелка дёрнулась и упала на шею коня.

— Попали, вашбродь, попали! — загомонили стрелки. Ещё пара егерей выстрелила вслед этому «чёрному сотнику», и он скрылся из вида за речным поворотом.

— Ушёл, — покачал головой Егоров. — С пулей в спине, но ушёл! Пока такого с коня не собьешь, его взять никак не получится! Всем осмотреться и перезарядить всё оружие! Раненых обиходить!

Битва ещё не закончилась, на поле боя гремели выстрелы, слышалось «ура» и раздавались крики турок. Опрокинутые османы проявляли удивительную для них стойкость. При каждой возможности они прекращали своё бегство, снова принимали боевой порядок и пытались остановить атакующих их русских. Александр Васильевич сам лично в авангарде пехотных полков возглавил преследование. Он всё время находился в первых рядах, и всякий раз его солдаты сбивали османов с занятых ими позиций. Главную роль в преследовании сыграли венгерские гусары фон Розена и казаки, с которыми следовали пехотные застрельщики, а также два лёгких полевых орудия на конной тяге. «Сим образом, — рапортовал Суворов, — гоним был неприятель до тридцати вёрст, пехоту свою оставляя за собой острию меча». Преследование турок не завершилось и ночью. В темноте командующий с основными силами пехоты ушёл к Гирсову, но его конница продолжала рубить бегущих до следующего вечера.

Противник потерял, кроме семи орудий новейшей французской системы, весь свой обоз и более двух тысяч убитыми. Как докладывал Румянцеву Суворов, «около редутов и ретраншементов 301 человек на месте оставлено, да в погоне побито пехотой более тысячи, гусарами порублено 800, кроме тех, коих по сторонам и в бурьянах перечесть не можно!». В русских войсках, по его рапорту, «было убито десять, шестьдесят семь тяжело и сто легко раненных, убита тридцать одна лошадь, ранено сорок шесть».

После сокрушительного поражения под Гирсово, и видя, что русское командование разворачивает свою армию для нового наступления, османы пошли на переговоры с Румянцевым.

Командование первой армии должно было бы насторожить, что, согласно реляции Суворова, противник начал не только сражаться по-новому, но и проявил при этом столь удивительную для османов стойкость и силу духа. Даже в бегстве турки собирались возле своих командиров и пытались задержать преследующих, сражаясь насмерть. В плен же их и вовсе сдалось очень малое число — около трёх сотен, в основном раненых, и в своём большинстве — тяжело.

Русское командование и представляющие правительство в ставке Румянцева вельможи могли, но не захотели понять, что османы не собираются прекращать эту войну. Пустые переговоры о перемирии продолжились ещё целый месяц, и только после настойчивых требований императрицы действовать решительно Пётр Александрович отдал наконец-то приказ к наступлению.