|
Румянцевым Петром Александровичем принято решение те пять сотен медалей, которые останутся от вручения участникам первых поисков, вручить всем тем, кто стоял с генералом плечо к плечу в его последней битве. Твоя сотня егерей, Алексей, будет тоже в их числе. А теперь по тебе лично. Представление о твоём производстве в чин капитан-поручика уже три недели как ушло фельдъегерской почтой в Санкт-Петербург. Да-а, и ещё-ё… — и барон сделал многозначительную паузу, вглядываясь в глаза Лёшки, а потом, словно бы набрав в грудь воздух, продолжил торжественным тоном: — Командир отдельной особой роты егерей главного квартирмейстерства первой русской императорской армии поручик Егоров Алексей Петрович за проявленную им личную храбрость и мужество в битве при Кючук-Кайнарджи и за недопущение захвата тела командира дивизии генерал-майора Вейсмана, а также знамени Ширванского пехотного полка представлен к награждению орденом святого великомученика Георгия IV степени.
Лёшка лежал как оглушённый. Что-о?! Он сейчас не ослышался?! Как?! Его, поручика, мальчишку, простого худородного офицеришку, каких тысячи в огромной стране, наградить самым почитаемым военными всей империи орденом — Георгием! В голове его всё перемешалось. Видя, как побледнел раненый, Генрих Фридрихович чертыхнулся и выскочил из комнаты. — Лекаря, лекаря сюда быстро!
Дни бежали за днями, Егоров уже мог вставать и тихонько ходить по дому. Затем смог выбраться на крылечко, а потом — и к лавочке у дома под раскидистые абрикосы. Молодость брала свое, и организм постепенно восстанавливался от ран. В середине августа он уже смог совершать небольшие полевые выходы со своей ротой и проводить полигонные учения. В ротном строю стояли все сто двадцать четыре человека. Троих придерживали под руки их товарищи, и им было тяжело, но они бы ни за что не отказались от той чести, которая им сегодня всем выпала! — Рядовой Карпов, выйти из строя! Господин егерь отдельной особой роты, вам вручается знак доблести и чести нашего подразделения! — и капитан-поручик Егоров вручил выведенному своими товарищами раненому солдату серый волчий хвост, такой же точно, что был нашит на головные уборы только лишь у обстрелянных и заслуженных ветеранов. — Рядовой Иванов, выйти из строя! Рядовой Милушкин, выйти из строя! Рядовой Топорков, выйти из строя!.. С сегодняшнего дня в стае волкодавов, как выразилась наблюдающая со стороны пехота, прибыло. Только лишь девять человек теперь в роте были без вот этого знака особой егерской доблести. Семерых потеряло подразделение в боях погибшими и двоих — с увечьем. Но трудностей с комплектованием уже теперь не было, все вакантные места были заполнены солдатами из дивизии генерала Вейсмана. Пехотинцы своими глазами видели, как умеют драться эти «особые» егеря!
— Лексий, у меня есть что тебе показать! — Курт оглянулся удостовериться, что рядом с ними никого нет и что он не нарушает положенной армейской субординации. — Это есть очень хорошо! — и он аж притопнул ногой от какого-то детского восторга. — И чего такого, опять небось новую мушку на ваше «весло» напаяли с Васькой? Или, может, другие сошки ей приделали? — спросил с иронией Лёшка и увидел, как друг в обиде надул губы. — Да ладно ты, не обижайся на меня. Ну, Курт, ну что у тебя там получилось такого? Давай уже, рассказывай мне! — Давай, Курт, выдумывай короший приспособ к оружий! Давай, Курт, учить корошо стрелять молодой егерь! Давай, Курт, я поиздеваться над тобой буду, да? — ворчал главный оружейник роты. — Ну ладно, извини, перегнул, — примирительно сказал Алексей. — Что у тебя там есть интересного? — Пошли со мной полигон! — кивнул немец и хлопнул себя по двум висящим на его боках на перевязи кожаным сумкам. |
