Я все еще не могу говорить, поэтому киваю.

Виолетта  Александровна  протягивает  ко  мне  руки  и  берет  мои.  Крепко  сжимает.  У  нее

холодная и слегка мокрая от слез кожа.

― Не бросай его, ― шепчет она. ― Потому что он не выдержит этого.

И  тут  происходит  взрыв.  Внутри  моей  головы.  Я  чувствую.  Все.  Абсолютно.  И  эти

чувства обострены до предела. И они раздавливают меня.

Бросить Ангела.

У меня никогда и мыслей таких не было, нет, и не будет. Как я могу оставить такого, как

Ангел?  Этого  не  произойдет.  Я  буду  с  ним  всегда,  буду  поддерживать,  даже  если  он  станет

продолжать игнорировать меня. Я буду с ним, потому что рядом с ним мое место.

― Не брошу, ― шепчу я в ответ.

Никогда.

Ни при каких условиях.

Глаза Виолетты Александровны начинают радостно блестеть, и она даже улыбается.

94

― Спасибо, Августа, ― говорит она. ― Спасибо.

Виолетта Александровна тянет ко мне через стол, чтобы обнять. Я запоздало обнимаю ее

в  ответ  и  молчу  какое-то  время.  А  когда  слышу  тихий  плач  женщины,  уткнувшейся  в  мое

плечо, ищущей поддержки, то тоже начинаю плакать.*** Я  не  помню,  как  добираюсь  до  дома.  Я  не  помню,  как  открываю  входную  дверь  и

раздеваюсь. Я начинаю все осознавать, когда вижу перед собой недоуменное лицо мамы. Она

стоит передо мной и что-то говорит, но я не слышу ее.

― Что с тобой? ― доносится до меня ее голос. ― Что с твоим лицом? ― она подходит

ближе и всматривается. ― Ты плакала?

Я молчу.

― Августа?

Я не могу разговаривать. Только ни сейчас.

―  Августа?  ―  уже  не  на  шутку  взволновавшись,  спрашивает  мама.  ―  Почему  ты

плачешь?

Я открываю рот, надеясь объяснить, но слова так и не вылетают из моих уст. И я стою, не

зная, что сказать, не зная, куда смотреть, и что думать.

Так и не сумев ответить, я опускаю глаза, и мои плечи резко опускаются, когда я шумно

выдыхаю. Все начинает плыть перед глазами из-за нового приступа слез. Я пытаюсь сдержать

их,  но  не  могу.  Я  не  так  сильна  для  этого,  хоть  и  не  хочу,  чтобы  мама  видела  меня  в  таком

состоянии. Но у меня нет выбора.

Когда я закрываю лицо руками и начинаю скулить, мама резко притягивает меня к себе,

как  маленького  ребенка,  крепко  обнимает  и  начинает  спрашивать,  почему  я  плачу.  В  ее

объятиях  мне  тепло  и  уютно.  В  ее  объятиях  я  чувствую  себя  защищенной,  но,  к  сожалению,

этого  недостаточно,  чтобы  залечить  полученные  раны.  Думаю,  их  ничто  не  сможет  залечить,

разве что чудесное выздоровление Ангела, его улыбка и прежний живой голос.

Через час мама все-таки добивается от меня объяснений. Я рассказываю ей, что случилось

с Ангелом, и она в ужасе. Она тут же бежит к телефону, по пути пересказывая папе мои слова, и

звонит  родителям  Ангела.  Я  слышу  ее  разговор,  когда  папа  разговаривает  со  мной.  Мама

выражает  свои  сочувствия  родителям  Ангела.