Изменить размер шрифта - +
Я вижу, как Егор вжимается в стену. Его глаза широко распахнуты.

Он ошарашен больше моего. И напуган. Он будто смотрит на какого-то монстра, а не на своего

друга.

― Привет, ― произношу я. Мой голос сильно хрипит.

Ангел слабо вздрагивает, когда я нарушаю тишину. В его глазах что-то вспыхивает, но это

не радость, это что-то совершенно мне необъяснимое, но точно плохое.

―  Привет,  ―  говорит  Ангел.  Его  голос  такой  же  надломленный  и  неживой,  как  и

позавчера, когда мы с Егором пришли к нему в первый раз.

Мои губы сами собой расплываются в  улыбке, и я жду, что Ангел улыбнется в ответ. Я

стою,  улыбаясь,  минуту,  но  так  ничего  не  происходит.  Его  лицо  сохраняет  непоколебимую

отстраненность. Я слышу, как крошится моя уверенность.

Я вспоминаю про фрукты, которые мы с Егором купили Ангелу.

― Мы… мы… ― бормочу я, протягивая вперед руку, в которой держу пакет. ― Вот, в

общем. Это тебе.

Я смотрю по сторонам, думая, куда поставить пакет.

Ангел  молчит,  Егор  тоже.  Пока  я  вожусь  с  пакетом,  они  смотрят  друг  на  друга,  потом

Ангел перемещает взгляд  на меня, и хоть я не вижу в данный момент его лицо, так как стою

боком, кладя пакет на стул, я чувствую на себе его глаза. Затем я возвращаюсь на то место, где

изначально стояла.

― Зачем вы пришли? ― спрашивает Ангел.

Какой глупый вопрос.

― К тебе, ― отвечаю я робко.

Губы Ангела искривляются в незнакомой жесткой ухмылке.

―  Я  не  звал  вас,  ―  холодно  бросает  он.  ―  Я  не  хотел,  чтобы  вы  приходили.  Вы

нежеланные гости.

Его слова для меня не хуже пощечины. Во мне вспыхивает обида, но я подавляю ее, так

как понимаю, что на самом деле Ангел так не думает, и он не хочет, чтобы мы уходили. Ему

просто больно, но, к сожалению, вместо того, чтобы поделиться этой болью с нами, он прячет

ее в себе.

― Ангел, ― шепчу я.

Он  плотно  сжимает  губы,  и  его  скулы  напрягаются.  А  глаза…  они  становятся  такими

холодными и злыми, что мне становится не по себе.

― Уходите, ― отчеканивает он. ― Я не хочу вас видеть, ясно?

― Но…

Ангел не дает мне сказать, пресекая:

― Разве вы не поняли еще, что все кончено? Дружбы больше нет. Меня больше нет. И вас

для  меня  тоже  не  существует.  Так  что  уходите,  ―  он  вжимается  в  кресло  и  продолжает

сверлить меня сердитым взглядом.

Я мотаю головой.

97

― Не говори так, ― слезы обжигают мне глаза. ― Это не так, Ангел. Это… не говори так,

― бессильно повторяю я, потому что не могу подобрать слов. Я в глубокой растерянности.

―  Чего  ты  добиваешься,  Августа?  ―  с  неожиданно  яростью  шипит  Ангел  и  подается

вперед. Он вцепляется руками в коляску, и я вижу, как белеют костяшки его пальцев. ― Чего

ты  от  меня  хочешь?  Чтобы  я  улыбнулся  и  сказал,  что  все  прекрасно?  Так  этого  никогда  не

будет!  ―  он  начинает  кричать.  ―  Потому  что  я  в  дурацком  инвалидном  кресле,  если  ты

замечаешь!  Потому  что  я  никогда  не  смогу  ходить!  Потому  что  я  инвалид,  Августа!

Понимаешь?! И-Н-В-А-Л-И-Д! Так что ничего не прекрасно, ― Ангел немного успокаивается,

тяжело дыша, и снова откидывается назад.

Быстрый переход