Изменить размер шрифта - +
Столыпин отвечал, что это невозможно. «Почему? – быстро спросил Лермонтов. – Там комендант старый Ильяшенков, и являться к нему нечего, ничто нам не мешает. Решайся, Столыпин, едем в Пятигорск». С этими словами Лермонтов вышел из комнаты. На дворе лил проливной дождь. Надо заметить, что Пятигорск отстоял от Георгиевского на расстоянии сорока верст, по тогдашнему – один перегон. Из Георгиевска мне приходилось ехать в одну сторону, им – в другую.

Столыпин сидел задумавшись. «Ну что, – спросил я его, – решаетесь, капитан?» – «Помилуйте, как нам ехать в Пятигорск, ведь, мне поручено везти его в отряд. Вон, – говорил он, указывая на стол, – наша подорожная, а там инструкция – посмотрите». Я поглядел на подорожную, которая лежала раскрытою, а развернуть сложенную инструкцию посовестился и, признаться, очень о том сожалею.

Дверь отворилась, быстро вошел Лермонтов, сел к столу и, обратясь к Столыпину, произнес повелительным тоном: «Столыпин, едем в Пятигорск!» С этими словами вынул он из кармана кошелек с деньгами, взял из него монету и сказал: «Вот, послушай, бросаю полтинник: если упадет кверху орлом – едем в отряд; если решкой – едем в Пятигорск. Согласен?»

Столыпин молча кивнул головой. Полтинник был брошен и к нашим ногам упал решкою вверх. Лермонтов вскочил и радостно закричал: «В Пятигорск, в Пятигорск! Позвать людей, нам уже запрягли!» Люди, два дюжих татарина, узнав, в чем дело, упали перед господами и благодарили их, выражая непритворную радость. «Верно, – думал я, – нелегко пришлось бы им в отряде».

Лошади были поданы. Я пригласил спутников в свою коляску. Лермонтов и я сидели на задней скамье, Столыпин на передней. Нас обдавало целым потоком дождя. Лермонтову хотелось закурить трубку, – это оказалось немыслимым. Столыпин и я молчали, Лермонтов говорил почти без умолку и все время был в каком-то возбужденном состоянии. Между прочим, он указал нам на озеро, кругом которого он джигитовал, а трое черкесов гонялись за ним, но он ускользнул от них на своем карабахском коне.

Промокшие до костей, приехали мы в Пятигорск и вместе остановились на бульваре в гостинице. Минут через двадцать в мой номер явились Столыпин и Лермонтов, уже переодетыми, в белом как снег белье и халатах. Лермонтов был в шелковом темно-зеленом с узорами халате, опоясанный толстым шнурком с золотыми желудями на концах. Потирая руки от удовольствия, Лермонтов сказал Столыпину:

«Ведь и Мартышка, Мартышка здесь. Я сказал, чтоб послали за ним».

Именем этим Лермонтов приятельски называл старинного своего знакомого, а потом противника, которому рок судил убить надежду русскую на поединке».

Такой вот интересный, богатый подробностями и чрезвычайно важный для понимания привычек, поступков и особенностей характера Лермонтова «мемуар» получили мы в подарок от человека, казалось бы, случайного, но наделенного живой душой и острой наблюдательностью.

А пока процитирую письмо, отправленное Лермонтовым из Ставрополя. Оно было адресовано бабушке и написано, похоже, сразу по прибытии:

«Милая бабушка, я сейчас только приехал в Ставрополь… Теперь не знаю сам еще, куда поеду; кажется прежде отправлюсь в крепость Шуру, где полк, а оттуда постараюсь на воды. Я, слава Богу, здоров и спокоен, лишь бы вы были так спокойны, как я. Одного только я желаю: пожалуйста, оставайтесь в Петербурге – и для вас и для меня будет лучше во всех отношениях… Я все надеюсь, милая бабушка, что мне все-таки выйдет прощение и я смогу выйти в отставку…»

В доме Верзилиных Абзацу показали старинный рояль. Девушка-экскурсовод утверждала, что именно возле этого рояля произошла ссора Лермонтова с Мартыновым. Абзац с неподдельным любопытством осмотрел это место.

Быстрый переход