Тяжесть отцовской оплеухи Олегу доводилось испытывать частенько, причем слезы матери и причитания бабушки не всегда обладали действием громоотвода.

Он проснулся словно весь избитый, кое-как поднялся, посмотрел на себя в зеркало… Из зеркала на него смотрел небритый тип с сумасшедшими глазами.

«Похмелиться» – была первая мысль Абзаца после пробуждения. Он вышел на крыльцо. Помнится, вчера пили на летней беседке, там еще стояли остатки вчерашней трапезы, но еда его не интересовала, о ней даже страшно было подумать.

Он заметил Николая, который бодро умывался под железным рукомойником, висящим на дереве.

— Как спалось? – приветствовал он Абзаца. Чувствовалось, что у него нет проблем с похмельем. Он пофыркивал, как тюлень, и утирался махровым полотенцем.

— Нормально, – ответил Абзац.

— Вижу, что не совсем.

— Не совсем, – согласился Абзац и стал изучать бутылки, стоявшие на столе в беседке.

— Подожди, сейчас принесу, – понимающе сказал Николай, повесил полотенце на гвоздь и направился в дом.

Вернулся с запыленным «мерзавчиком» армянского коньяка.

— Ого, – присвистнул Абзац, – еще с советских времен запасы?

— Что-то вроде того…

Абзац заметил под столом разбитый стакан.

— Я разбил?

— Сам разбился, – миротворчески заметил Николай. – Наливай.

Николай подвинул ему одноразовый стаканчик. «Вот уже благо цивилизации», – подумал Абзац.

Дрожащей рукой он взял одноразовый стакан и возблагодарил Бога и эту щедрую руку, налившую ему коньяк с утра.

Абзац закурил. Жизнь налаживалась.

— А что это за дерево? – Абзац кивнул в сторону рукомойника.

— Грецкий орех.

— И орехи есть?

— Еще какие, ты их вчера ел.

— Ааа… – протянул Абзац, – хорошие орехи.

Он ничего не помнил про вчерашние орехи. Хотя что тут думать – орехи не главное в жизни. От коньяка внутри все потеплело, как будто он был горячим. Дрожь прошла. Отпустило, теперь можно было заниматься своими делами. Он вспомнил рябиновую на коньяке. В критической ситуации это не самый худший вариант. У него появилась мысль, что иные крепкие напитки хорошо пить там, где их делают. Пить виски в Предгорном районе, сидя в старой деревянной беседке, увитой виноградом, – форменный снобизм.

«Надо собираться, – думал Абзац, прогоняя от себя остатки похмельного синдрома. – Выход должен быть там, где был вход. Футляр от пистолета, конечно, красив – внутри бархат и все такое, но он пуст… Если Одиссей в баре собирался показать ему пистолет, значит, пистолет был на месте. Он тогда еще, помнится, сказал, что пистолет приносит несчастье владельцу, а с ним до сих пор все в порядке. Одиссей говорил, что любит рассматривать этот пистолет системы Кухенройтера, что это красивое оружие. Что было дальше – известно, то ли звезды на небе неудачно расположились для Одиссея, то ли сбылось пророчество о том, что пистолет, из которого застрелили поэта, приносит смерть владельцу, но Одиссей умер. Погиб заколотый отравленным кинжалом человек, который вознамерился стать следующим владельцем пистолета. А самого пистолета нет. Есть только футляр. Футляр пуст. Значит, начинать надо все сначала». Абзац попросил своего нового знакомого Николая подкинуть его на своей «копейке» к злополучному бару.