— А священник потом нарушил тайну исповеди?

Мент пропустил мимо ушей реплику Абзаца. Он продолжал поглаживать пистолет, говоря:

— Это как раз тот пистолет, который был у казака… По пробивной способности дуэльный пистолет системы Кухенройтера не уступает современному пистолету «ТТ», из него запросто можно пробить насквозь грудную клетку человека.

— Но вы говорите, что стреляли в спину?

— Все правильно, в спину, – согласился мент. – Пуля вошла в тело сзади и пробила грудную клетку насквозь, выйдя под ребром справа.

— Подождите, насколько я помню, – продолжал Абзац, – в акте освидетельствования тела совершенно ясно указано направление раневого канала: пуля вошла «в правый бок» и «вышла с левой стороны». Поэтому выстрел никак не мог быть сделан сзади.

— Да, – хмыкнул мент, – просто военный врач Барклай-де-Толли, осматривавший тело, перепутал входное и выходное отверстия пули.

— А как же свидетели? – не отступал Абзац. – Там же было четыре секунданта, а пистолет системы Кухенройтера при выстреле производил очень громкий звук и давал густое облако дыма. Остаться незамеченным стрелку было просто невозможно. Его должны были видеть.

— Какие свидетели! Ты знаешь, что такое свидетели? – заверещал мент. – Секунданты?

Да они же были пацаны! Малолетки! По двадцать три года. Да, секунданту Александру Васильчикову было двадцать три года, он окончил юридический факультет. Другому секунданту корнету лейб-гвардии Конного полка Михаилу Глебову шел двадцать второй год. Какие из них свидетели? Никому не хотелось подставляться. Да им самим надо было отмазаться от этого дела. Вот и свидетельствовали… так, как им сказали!

— А что вы так близко к сердцу это все воспринимаете? – Абзаца действительно заинтересовал экзальтированный мент.

— Потому что казак, стрелявший из кустов, он был, – тут мент задумался, вроде бы припоминая слово, – дедом моего прадеда…

— Повторите, пожалуйста, погромче!

— Это мой прямой предок! – мент судорожно выпрямил спину.

— И ты этим гордишься? – поразился Абзац.

— Да!

— Люди с такими предками в монастырь должны идти, чтобы замолить грехи семи поколений, а не в ментовку… Как можно гордиться человеком, который стрелял в спину, который убил великого поэта…

— Он выполнял приказ. Это было государственное дело, – ответил мент. – У нас в семье все такие… – он призадумался, а потом сказал: – Государственники. И я всю жизнь мечтал, что буду работать на государство.

— Что ты несешь? – Абзац заметил, что во время разговора он сбивается, называя ненормального мента то на «ты», то на «вы». – При чем тут государство? Какой приказ?

Мент вдруг дернулся и изо всех сил двинул стул. Стул с грохотом упал на пол и так и остался там лежать – ножками кверху.

— А ты знаешь, – нервно заговорил мент, не обращая внимания на опрокинутый стул, – весть о гибели Лермонтова очень ждали в Санкт-Петербурге. В начале августа сообщение об этом дошло до Николая I. И знаешь, что он сказал?

— Что?

— Собаке – собачья смерть.

— И кто это слышал? – осторожно спросил Абзац.

— Узкий круг приближенных. Находившийся в то время в Зимнем дворце императора его флигель-адъютант полковник лейб-гвардии Конного полка Иван Лужин услышал и потом передал Карамзиным. Потом Николай I понял, что эта фраза «собаке – собачья смерть» бьет сильнее всего по нему самому. Тогда он собрал более широкий круг приближенных и с прискорбной миной на лице уже вполне официально объявил, что получил сообщение о том, что поэт Лермонтов, который мог бы заменить Пушкина, убит на случайной дуэли у подножия горы Машук.