Босх, проведший за всю жизнь, наверное, с тысячу расследований убийств, давно усвоил, что часто мотив бывает самым неясным компонентом преступления. Конечно, стимулом могла стать жажда денег, да и распадающийся брак мог сыграть свою роль. Но эти неприятные обстоятельства встречаются в жизни многих. Ими одними не объяснишь, почему Эйбл Пратт преступил черту.

Гарри с досадой ударил ладонью по рулевому колесу. Бог с ним, с мотивом! Не в нем даже дело. Босх был расстроен и зол на самого себя. Пратт развел его по высшему разряду, и ощущение предательства было глубоким и болезненным. Пратт – его босс. Они вместе ели, работали над делами, перебрасывались шутками, болтали о своих детях. Пратт готовился к выходу в отставку, которая – никто в управлении не подвергал это сомнению – была выстраданной долгими трудами и вполне заслуженной. Настала пора получить двойное вознаграждение: взять пенсию и застолбить теплое местечко на островах, где оплата высокая, а рабочий день короток. Всякий стремился к тому же самому, и никому в голову не пришло бы завидовать. Голубая мечта каждого полицейского, его земной рай.

Но сейчас Босх увидел облик этого милого человека в истинном свете.

– Все это чушь собачья! – громко произнес он.

33

Через тридцать минут пути Пратт съехал с автострады на перевал Кауэнга-Пасс. А затем по бульвару двинул на северо-восток, в Бербанк. Дорожное движение было по-прежнему плотным, и Босху не составляло труда удерживать преследуемого в поле зрения, одновременно держа дистанцию и сохраняя инкогнито. Пратт проехал мимо заднего входа в студию «Юниверсал» и парадного – в «Уорнер бразерз». Затем сделал несколько быстрых поворотов и остановился перед домами на Каталина-стрит, рядом с Вердуто-роуд. Босх быстро повернул направо, потом еще раз и еще. Прежде чем совершить последний, четвертый, поворот, он выключил фары и только тогда вновь въехал на улицу. Остановился у обочины за полквартала до джипа Пратта и сполз вниз на сиденье, чтобы стать незаметным.

Почти тотчас Босх увидел Пратта, стоящего на улице и озирающего оба ее конца перед тем, как перейти на противоположную сторону. Но уж слишком долго он готовился. Дорога была пуста, а Пратт все вертел и вертел головой. Кого-то он высматривал либо проверял, нет ли за ним слежки. Босх знал: труднейшая на свете задача – выслеживать копа, который остерегается слежки. Он еще ниже пригнулся за рулем своего автомобиля.

Наконец Пратт стал переходить улицу, все так же озираясь в обе стороны, и когда достиг противоположного тротуара, то развернулся на 180 градусов и взошел на тротуар задом. Таким же манером, задом наперед, он прошел несколько шагов, обозревая местность в обоих направлениях. Когда его глаз-радар достиг машины Босха, Пратт задержался на ней и долго не выпускал из поля зрения.

Босх вжался в сиденье. Едва ли босс углядел, кто за рулем, – уж слишком низко он сполз, – однако Пратт мог опознать машину: либо как вообще полицейскую немаркированную, либо как приписанную именно к их отделу. Если он подойдет это проверить, то, Босх понимал, его застукают без какого-либо внятного объяснения. А также без оружия. Рэндольф, как и положено, конфисковал его запасной пистолет для баллистической экспертизы в связи с убийством Роберта Фоксуорта.

Помедлив, Пратт двинулся к автомобилю Босха. Тот немедленно переместился на пассажирское сиденье и положил руку на ручку дверцы.