Был также пробел с того момента, когда Киз Райдер предложила воспользоваться лестницей криминалистов, и до того, когда Кафарелли вернулась обратно, уже с лестницей.
– Скорее всего он просто остановил камеру на то время, пока мы ждали лестницу, – произнес Босх. – Думаю, это заняло минут десять, не более. Но вряд ли он останавливал ее, когда спорили насчет наручников.
– Вы уверены?
– Нет, просто делаю предположение. Но я не следил за Корвином. Я следил за Уэйтсом.
– Понятно.
– Извините.
– Не стоит. Я не хочу, чтобы вы сообщали мне то, чего не было.
– А кто-нибудь из других свидетелей поддержал меня в данном предположении? Кто-нибудь сказал, что слышал спор о наручниках?
– Кафарелли, эксперт криминалистической службы, заявила, что слышала. Корвин не слышал. О'Ши вообще утверждает, будто ничего подобного не происходило. Так что мы имеем двух свидетелей из полицейского управления, которые говорят «да», и двух – из ведомства окружного прокурора, которые говорят «нет». И отсутствует видеоматериал, подкрепивший бы то или иное утверждение. Классическая патовая ситуация.
– А как насчет Мориса Свона?
– Его голос стал бы решающим, вот только он не хочет беседовать с нами. Мол, в интересах его клиента ему лучше оставаться немым.
Подобное поведение адвоката не удивило Босха.
– А другой отсутствующий кусок? Вы сказали, их было два.
– Возможно. Давай дальше, Реджи.
Осани снова включил видеоплейер, и на экране появился эпизод спуска по лестнице и затем – как группа приближалась к поляне под деревом, где Кафарелли, методично действуя зондом, отмечала местонахождение тела. Здесь съемка пока не прерывалась. Корвин просто поворачивал камеру и снимал все подряд, вероятно, имея в виду, что позже отредактирует материал, если пленка когда-нибудь понадобится в судебном слушании. Или – что тоже возможно – для документального освещения избирательной кампании.
Фильм продолжался, пленка запечатлела возвращение группы к лестнице. Райдер и Оливас поднялись на площадку, а Босх снял наручники с Уэйтса. Арестант начал взбираться по лестнице, но как раз в том месте, где он прошел половину и Оливас наклонился, чтобы перехватить его, в сюжете возник пробел.
– Вот это? – уточнил Босх.
– Да, – подтвердил Рэндольф.
– Я помню, что уже после перестрелки, когда я велел Корвину оставить камеру и скорее подниматься, чтобы помочь мне перенести Киз, камера была у него на плече. Он снимал.
– Да, верно, мы спрашивали его об этом, и он заявил, что на какой-то момент остановил пленку. Якобы хотел сохранить чистый кусок до того времени, когда придут землекопы и будут выкапывать тело. Поэтому, когда Уэйтс поднимался по лестнице, съемка якобы не велась.
– По-вашему, тут есть смысл?
– Не знаю, а по-вашему?
– Ни малейшего. Чушь. У него было заснято все.
– Это всего лишь мнение.
– Думайте как хотите. Но вот вопрос: зачем делать купюру в этом месте? Что было на пленке?
– Это вы мне скажите. Вы там находились.
– Я сообщил вам все, что мог вспомнить.
– Что ж, попытайтесь припомнить. Вы в данной истории выглядите не лучшим образом.
– Что вы имеете в виду?
– На пленке отсутствует дискуссия о том, надо или не надо снимать с заключенного наручники. Там есть только, как Оливас освобождает ему руки перед спуском и вы освобождаете их перед подъемом.
Босх понял, что Рэндольф прав и, судя по кассете, он расковал Уэйтса, не посоветовавшись с остальными. |