Довольный своим откликом на газетные писания, Босх сел в машину и поехал в больницу.

20

В коридоре отделения интенсивной терапии Босх разминулся с женщиной, только что вышедшей из палаты Киз Райдер. Он узнал в ней бывшую подругу Киз. Они случайно познакомились, когда Босх встретил их с Райдер на джазовом фестивале в «Голливудской чаше».

Он кивнул женщине, но та даже не остановилась. Гарри постучал в дверь палаты и вошел. Сегодня его напарница выглядела гораздо лучше, чем накануне. Она была в сознании и настороженным взглядом сопроводила вошедшего Босха до самой кровати. Во рту у нее уже больше не было трубки, но правая сторона лица безжизненно обвисла, и Босх испугался, что ночью у нее случился инсульт.

– Не бойся, – медленно и неотчетливо произнесла Киз. – Мне вводили наркоз в шею, и онемение перешло на часть лица.

Он пожал ей руку.

– Как ты себя чувствуешь?

– Не очень, Гарри. Болит здорово.

Он кивнул:

– Да.

– Мне днем будут оперировать руку. Тоже будет болеть.

– Но зато после этого ты пойдешь на поправку. Восстановительный отпуск и прочие приятные вещи.

– Надеюсь.

Голос Киз звучал угнетенно, чувствовалось, что она в депрессии, и Босх не знал, что сказать. Четырнадцать лет назад, когда он был примерно ее возраста, Босх однажды очнулся в больнице после пулевого ранения в левое плечо. Он до сих пор помнил ту пронзительную, рвущую боль, которая заново разгоралась, едва ослабевало действие морфина.

– Я принес газеты, – произнес он. – Хочешь, почитаю?

– Да. Ничего хорошего, полагаю.

– Ничего хорошего.

Он поднес к ней переднюю страницу «Лос-Анджелес таймс» и подержал, чтобы Киз могла увидеть тюремный портрет Уэйтса. Потом прочел ей передовую статью, а вслед за ней и боковую колонку. Когда закончил, взглянул на напарницу. У Киз был подавленный вид.

– Что с тобой?

– Тебе надо было бросить меня, Гарри, и бежать за ним.

– Ты о чем?

– Там, в лесу. Ты мог поймать его. Вместо того чтобы спасать меня. А теперь посмотри, в каком ты дерьме.

– Это прилагается к нашей работе, Киз. Единственное, о чем я мог тогда думать, – как скорее доставить тебя в больницу. Это я во всем виноват.

– О чем ты говоришь? В чем тебе себя винить?

– Во многом. Когда в прошлом году я вернулся на службу, то вынудил тебя уйти из канцелярии шефа полиции и вновь стать моей напарницей. Ты бы не оказалась там вчера, если бы я…

– О, прошу тебя! Заткни свой поганый рот!

Босх не помнил, чтобы Киз когда-либо раньше прибегала к такой лексике. Он замолчал.

– Заткнись, и все. Больше ни слова об этом. Что ты еще принес?

Босх показал на копию Книги убийства по делу Жесто:

– Нет, ничего. Это я для себя. Почитать, пока ты будешь спать. Копия досье Жесто, которую я сделал, уходя в отставку.

– И что?

– Я уже сказал, просто собирался почитать. Мне постоянно кажется, будто мы что-то упустили.

– Мы?

– Я что-то упустил. В последнее время я часто слушаю запись Колтрейна и Монка, где они вместе играют в «Карнеги-Холле». Ведь эта запись провалялась там же, в архивах Карнеги, лет пятьдесят, пока кто-то на нее не наткнулся. Фокус в том, что человек, который ее нашел, должен был знать, как это звучит, чтобы понять, что хранится в той архивной коробке.

– Ну и как это связано с досье?

Босх улыбнулся. Киз Райдер лежала на больничной койке с двумя пулевыми ранениями, однако все равно оставалась его придирчивым критиком.