Один эксперт высказался так: «В этом городе политика подобна кинобизнесу: никто толком ничего не знает. Может, это лучший эпизод в карьере О'Ши. Может, худший».

Разумеется, газеты щедро цитировали слова политического соперника О'Ши, Габриэла Уильямса, он называл случившееся непростительным позором и возлагал всю вину на Рикошета. Босх подумал о пропавшей видеопленке и задался вопросом, насколько ее пропажа пойдет на пользу лагерю Уильямса. Наверное, оператор Корвин все это уже для себя вычислил.

В обеих газетах на славу попасся Ирвин Ирвинг, при этом особенно зло прошелся по адресу Босха – как квинтэссенции всякого неблагополучия в полицейском ведомстве, которое он, Ирвинг, став членом городского совета, непременно искоренит. Он заявил, что Босха вообще не следовало принимать обратно на службу год назад и что он, тогдашний заместитель начальника полицейского управления Лос-Анджелеса, бурно выступал против этого. В газетах говорилось, что Босх, находящийся под внутренним служебным следствием, в настоящее время недоступен. Ни одна газета не написала, что ГППО занимается вполне рутинными расследованиями любого инцидента, связанного с применением огнестрельного оружия офицерами полиции, поэтому то, что было представлено публике, выглядело необычно и подозрительно.

Босх заметил, что боковые врезки в «Лос-Анджелес таймс» подписаны журналисткой Кейшей Рассел, которая раньше немало лет занималась полицейской тематикой, пока творчески не исчерпалась настолько, что запросила перевода на новую задачу. Похоже, теперь она остановилась на политике. Босх мысленно поинтересовался, какова же для этого должна быть степень исчерпания.

У него до сих пор сохранились в телефоне ее номера. Когда Рассел занималась полицейскими новостями, Босх не раз был ее источником, а она в обмен тоже помогала ему.

Отодвинув в сторону газеты, Гарри принялся за французский тост. Кушанье было щедро сдобрено сахарной пудрой и кленовым сиропом, и он рассчитывал, что большое количество сахара хорошенько зарядит его энергией на день.

Съев половину, Босх вынул телефон и набрал номер репортерши. Она отозвалась немедленно, видимо, потому что его имя и номер не высвечивались.

– Кейша, – произнес он. – Это Гарри Босх.

– Гарри Босх, – повторила она. – О, старый знакомый…

– Ну, поскольку ты сейчас большая шишка на политической сцене…

– Да, но теперь политика и полиция сошлись в яростной схватке, не так ли? А почему ты не перезвонил мне вчера?

– Ты же знаешь, я не имею права давать комментарии по текущему расследованию, особенно по тому делу, где сам замешан. Вдобавок ты позвонила, когда мой телефон издох. Я получил твое сообщение, приехав домой, а тогда твой рабочий день закончился.

– Как твоя напарница? – спросила она, сменив шутливый тон на серьезный.

– Держится.

– А ты, как и пишут, вышел целым и невредимым?

– В физическом смысле – да.

– Но не в политическом.

– Верно.

– Ну, теперь-то новость уже в газетах. Звонить с комментариями, чтобы выгородить себя, уже поздно.

– Я звоню не затем, чтобы комментировать и выгораживать себя. Мне не нравится видеть свое имя в газетах.

– А, понимаю. Хочешь выступить с неофициальным заявлением, и чтобы я стала твоим рупором.

– Не совсем.

Он услышал ее нетерпеливый вздох.

– Тогда зачем ты звонишь, Гарри?

– Во-первых, мне всегда приятно слышать твой голос, Кейша. Ты это знаешь. А во-вторых, как политический репортер ты, вероятно, имеешь прямой выход на всех кандидатов. Ну, чтобы получить от них быстрый комментарий по любому вопросу, который в данный момент приобрел значение.