Изменить размер шрифта - +

     "Эти имена всегда жили в тебе, - подумал  Штирлиц.  -  Этот  страшный
груз памяти не давал тебе покоя, но ты  понимал,  что  лишен  связи  и  не
можешь передать Центру эти страшные данные об измене.  А потом ты  истязал
себя одним и тем же вопросом:  "Почему Мюллер,  который  мог  в с е,  умел
учитывать любую мелочь,  рассчитывал  каждый  свой  шаг,  не  сделал  лишь
одного: не приказал Ойгену и Вилли сразу же закрыть дверь в твою комнату?"
Ведь он хотел, чтобы я остался жив и стал его гарантом для Центра,  отчего
же  п о з в о л и л  мне услышать то, что было высшей тайной рейха?!  Что,
как не высшая тайна, подлинное имя агента? Да еще  такого  уровня,  какого
достигли те, чьи имена гвоздями вошли в мой мозг и сидят там постоянно,  -
боль лишь на какое-то время затихает, но потом  снова  и  снова  рождается
безответный вопрос: ,,Но почему же, почему такие люди пошли на вербовку  к
наци?! На чем их могли сломить? Кто? Где? Каким образом?!""
     Самолет резко тряхнуло, хотя сахарных голов  грозовых  туч  не  было.
Перемигиваясь, мерцали близкие звезды, а под крылом медленно ("Ничего себе
медленно, пятьсот километров в  час!")  проплывали  пики  гор,  освещенные
мертвенным светом луны.
     "Интересно, - подумал вдруг Штирлиц, - а  наступит  ли  время,  когда
люди перестанут бояться летать в аэропланах? Наверное, да.  Сто лет  назад
все боялись  поезда,  каждое  путешествие  из  Петербурга  в  Москву  было
событием в жизни человека: дьявольская скорость - тридцать верст, колесики
махонькие,  рельсы  тонюсенькие,  склизкие,  неровен  час  -  соскользнут,
грохнемся с откоса, костей не соберешь,  страх  господень!  А  кто  теперь
думает о возможности  катастрофы,  устраиваясь  в  удобном  купе?  Думают,
наоборот, о том, сколь  п о л з у ч а скорость, как много времени, которое
можно было бы употребить с  пользой,  пропадет  зря,  -  писать  трудно  -
качает, а думать - так тянет  на  минор,  расслабление,  в  то  время  как
нынешний  ритм  жизни  предполагает  постоянную  собранность  -    никаких
отвлечении, даже окна квартиры целесообразнее завешивать плотными  шторами
или металлическими жалюзи; стол, стена, привычные корешки нужных книг -  и
все. Изволь думать предметно,  то  есть  у з к о  и  про  то  именно,  что
вменено тебе в обязанность".
     Он резко поднялся и сразу  же  заметил  в  глазах  пассажиров  испуг:
неожиданное  движение  в  самолете  воспринимается  как  возможный  сигнал
тревоги; нигде, кроме  как  в  небе,  люди  не  ощущают  так  остро  своей
беспомощности,  ибо  добровольно  отдали  свои  жизни  в   руки    пилота,
удерживающего штурвал.
     "И олень, - подумал Штирлиц, - таясь в  чащобе,  ни  на  что  так  не
реагирует, как на резкое движение.  Вот где  ты  усмотрел  общие  корни  с
меньшими братьями.
Быстрый переход