Изменить размер шрифта - +

     - Вы мне солгали, - заметил Кирзнер. - Зачем?
     - Я сказала вам правду.
     - Нет. - Кирзнер покачал головой. - У меня есть основание  не  верить
вам.
     - Почему?
     - Потому что физические качества Роумэна - простите меня, бога  ради,
но мы с вами оба работаем в разведке, тут нельзя ничего утаивать  друг  от
друга - далеки от того, чтобы увлечься им в постели.  Для этого в  Испании
есть более интересные экземпляры мужского пола.
     - Во-первых, мы  о б а  в разведке не работаем, - ответила Криста.  -
Вы работаете в разведке, а я вам служу...  Точнее говоря,  вы  пользуетесь
мной в вашем деле... Во-вторых, - не обратив внимания на протестующий жест
Кирзнера, - во-вторых, - жестко повторила она, - вы можете узнать про меня
то, что вам кто-то скажет, вы можете  разглядывать  фотографии,  сделанные
потайными камерами, или слушать магнитофонные записи,  но  вы  никогда  не
поймете, что я ощущаю, когда мужчина смотрит на меня, когда  он  улыбается
мне, обнимает, что я чувствую, когда он прикасается к моей руке или гладит
по щеке... Как всякий мужчина, вы лишены той чувственности, какой обладаем
мы.  Мужчина чувствует и любит прямолинейно, женщина  воспринимает  любовь
опосредствованно...  Вы, видимо, знаете, что я по профессии математик, так
что, если вы заменили Гаузнера и Кемпа, или, точнее говоря,  они  передали
меня вам, вы должны знать, что я тяготею к точности в  выражениях:  ничего
не попишешь, печать на человека накладывает ремесло, а не  наоборот...  Вы
бы, например, не смогли быть моим партнером...  Простите, я не знаю, как к
вам обращаться, вы не представились...
     - А никак не обращайтесь.  Обходились до сей поры, ну и продолжайте в
этом же роде.  Только хочу заметить, фройляйн, если вы по-прежнему  будете
лгать, разговора у нас не  получится,  а  вы  в  нем  заинтересованы  куда
больше, чем я.
     - Вы  меня  сломали,  мой  господин.  А  когда  человек  сломан,  его
перестает интересовать что бы то ни было.
     Кирзнер посмотрел на часы, потянулся с хрустом и, закурив, заметил:
     - В таком случае через двадцать две минуты  Роумэна  шлепнут.  Хотите
кофе? Вы же устали, бедняжка.
     - Я действительно очень устала,  -  ответила  Криста,  чуть  поправив
волосы, - но я бы выпила виски, это меня взбодрит лучше, чем кофе.
     - Пепе, - обратился Кирзнер к молчаливому человеку,  сидевшему  возле
двери, - пожалуйста, откройте бутылку, у нас там  что-то  стоит  в  шкафу.
Фройляйн не взыщет, если мы угостим ее не отборным виски, какие  держит  в
баре мистер Роумэн, а тем, что есть в этом доме.
     - Фройляйн устала, -  тихо,  с  какой-то  внутренней  тоской  ответил
мужчина. - Не надо ей пить ваше паршивое виски, лучше я сделаю ей  крепкий
кофе и дам хорошего коньяка.
     - Вы сострадаете фройляйн? - поинтересовался  Кирзнер.  -  Что  ж,  я
понимаю вас, фройляйн действительно очаровательна,  но  все-таки  сделайте
то, о чем она - просит, а я - рекомендую.
     Пепе съежился еще больше, снова посмотрел на Кристину с состраданием,
поднялся и, как-то по-старчески шаркая (хотя был молод,  лет  тридцать  от
силы, очень высок, крепок, но худой,  несмотря  на  то  что  в  его  торсе
чувствовалась сила), вышел в холл, отделанный темным мореным деревом.
Быстрый переход