"У него, у этого Гаузнера, нет иного выхода, - понял Роумэн с
абсолютной, тоскливой ясностью, - они убьют Крис, это, увы, по правилам".
Роумэн спрыгнул с табуретки и бросился к двери.
Если бы он заставил себя сосчитать секунды, прошедшие после ухода
Гаузнера, и помножить их на количество шагов, сделанных немцем по ступеням
широкой лестницы, он бы мог понять, что Гаузнер шел излишне медленно, не
шел даже, а к р а л с я, ожидая того момента, когда Роумэн, отворив
дверь, крикнет: "Вернитесь!". Если бы он понял это, весь дальнейший
разговор пошел бы иначе, но Роумэн не смог сделать этого, он просто
явственно увидел веснушки на выпуклом лбу Кристы, ее прекрасные глаза и,
резко распахнув дверь, крикнул в лестничный пролет:
- Пожалуйста, вернитесь!
...Кирзнер, один из помощников Кемпа, находившийся все эти месяцы "в
резерве" и включенный в нынешнюю операцию впервые за шестнадцать месяцев
после своего побега из рейха, посмотрел на часы, потом перевел взгляд на
усталое лицо женщины, обернулся к молчаливому человеку, сидевшему возле
двери с короткоствольным охотничьим ружьем на коленях, и сказал:
- Милая фройляйн, давайте отрепетируем все, что вам нужно будет
сделать, когда мы отправим вас к любимому... К мистеру Полу Роумэну...
Кстати, вы его любите? Действительно любите?
- Нет, - ответила Криста, потому что знала: никому нельзя
признаваться в двух ипостасях человеческого состояния - в любви и
ненависти; друзья и так все поймут, а враги умеют пользоваться этим
знанием. "Дурочка, - подумала она, - как много нужно было потерять, прежде
чем я смогла понять это; никто, ни один человек на земле не должен был
знать, как я любила отца, тогда бы в гестапо на этом не играли, надо было
казаться равнодушной - "Ох, уж эти дети, у них каменные сердца!" ... А они
знали правду... Верно говорят: знание - это путь в ад, по которому гонят
тех, кто позволил себе открыться".
- Вы говорите правду?
- Абсолютную.
- Вы всего лишь добросовестно выполняли просьбу вашего руководителя?
- Нет. Я не очень-то жалую моего руководителя...
- Почему так?
- Я перестала ему верить.
- Вы сказали ему об этом?
- Каждый человек верит в ту соломинку, которую ему кидают... Особенно
женщина...
- Тем не менее результаты вашей работы с мистером Роумэном были
поразительны...
- Он хорош в постели.
Кирзнер неторопливо закурил, вновь внимательно взглянул на женщину,
поняв, что она говорит неправду: ему было известно, что к Роумэну
применяли особую степень допроса и это наложило отпечаток не только на его
психику, но и на физическое состояние, - когда только намечалась
к о м б и н а ц и я, ему удалось подвести к американцу джазовую певичку из
Лиона, бедняга была в отчаянии, ей не удалось расшевелить американца, а
она была большой мастерицей на эти дела: "Он ничего не может, это
бесполезно". |