|
. Этот документ тоже лежит в сейфе банка - я имею в виду подлинник... Ну, а что потом случилось с полковником Линдбергом, вы знаете... Вот этого-то вам американцы никогда, ни за что, ни при каких обстоятельствах не простят... (Однако ни Штирлиц, ни Мюллер не знали, что в Лондоне к Линдбергу п о д о ш л и люди рейхсляйтера Гесса: "Если вы поддержите наше движение, мы гарантируем безопасность вашего м л а д ш е н ь к о г о; мы умеем охранять тех, кто к нам добр; в этом безумном мире, полном фанатиков и бандитов, пора навести порядок, мы в силах это сделать, подумайте над нашим предложением, оно исходит от сердца". И Линдберг не отверг это предложение... Мир полон тайн, когда-то будущее прольет свет на прошлое, да и под силу ли ему это?!) - Штирлиц, это бред! Понимаете?! - Мюллер сорвался на крик. - Я никогда не покрывал этого самого Хофманна! - У вас есть право опровергать подлинность документов, группенфюрер, - ответил Штирлиц. - Судить-то вас будут в условиях демократии, гласно, с экспертизой... Опровергайте, если, конечно, сможете... Вы правильно заметили в начале нашего собеседования: кое-кому в Штатах вы бы сейчас понадобились - кладезь информации... Но трагедия Линдберга даже этим людям не позволит спасти вас: эмоции порою страшнее самых страшных фактов. Увы, но это так. Нет? РОУМЭН, ШТИРЛИЦ, ПЕПЕ, МЮЛЛЕР (Аргентина, сорок седьмой) __________________________________________________________________________ - Где же эта чертова Вилла Хенераль Бельграно? - пробормотал Роумэн, не отрываясь от карты. - Мы же где-то рядом! Вот укрылись, гады, даже сверху не найдешь... - Вы верно прокладывали курс? - спросил Гуарази. - Полагаю, что да, - сказал Роумэн и снова прилип к стеклу кабины: горы и леса, леса и горы, ни дорог, ни домов, р ж а в ы е дубравы, зимние проплешины на вершинах, безмолвие... Пилот снял наушники, протянул Гуарази: - По-моему, вас вызывают... Говорят похоже, но это не испанский, просят Пепе. Гуарази, не скрывая радости, - таким Роумэн видел Пепе впервые - тронул его за плечо: - Это включились наши! Молодцы! Лаки появляется в самый последний момент. Это его стиль... Как в хорошем кино... Он присел между пилотом ("Меня зовут Хосе, если захотите обратиться ко мне дружески, а не как к командиру, я - Хосе") и Роумэном, прижал наушники, прокричал: - Слушаю! Это я! - Говорит Хорхе, - голос был бесстрастный, отчетливо слышимый, говорил на сицилийском диалекте. - Не кричи так громко. Если плохо слышишь, прижми наушники... И Гуарази сразу же понял: на земле не хотят, чтобы кто-либо слышал то, что ему сейчас скажут. |
