– Нет.

– Почему? – настойчиво спросил Эйден. – Потому что у тебя депрессия? Потому что ты меня ненавидишь? Потому что хочешь мне отомстить?

Хорошие причины для отказа, только останавливали меня не они. Я покачала головой, но его взгляд требовал ответа.

– Потому что я тебя боюсь. Не верю, что ты не обидишь меня снова.

Мое признание его опустошило. Он подошел к окну и, уставившись в него, едва слышно произнес:

– Я это заслужил.

В комнате вновь воцарилось долгое молчание.

Эйден заметил мой новый дневник на столе и, прочитав надпись на обложке, с вопросительным взглядом приподнял его.

Мои щеки запылали.

– Грейсон подарил мне его на день рождения, – пробормотала я. – Длинная история.

Ничего не ответив, Эйден положил дневник обратно и посмотрел на большой коллаж из пробковой доски, который теперь висел над столом. Это единственное, что изменилось в моей комнате с тех пор, как Эйден был здесь в последний раз. Все началось с набросков для эксперимента, но после того, как мы с Грейсоном стали гулять по разным местам и заниматься всякой всячиной, превратилось скорее в коллекцию сувениров.

На нем было все: от распечаток наших очков игры в боулинг до петелек от наших банок из-под «Ред Булла», приклеенных на карточку в форме сердца. И бесконечное множество фотографий. С занятий в научном клубе и с баскетбольных игр Грейсона. Куча снимков с вечеринки и моего дня рождения, а еще несколько моих любимых случайных кадров нас с Грейсоном.

Эйден стоял ко мне спиной, поэтому считать реакцию по его лицу не представлялось возможным, но наблюдать за тем, как он изучает коллаж, было неловко. Я столько всего сделала без него. Глядя на эту доску, он наверняка решил, что я стала совершенно другим человеком.

– Я планировала использовать его в качестве наглядного пособия на научной ярмарке. Этакий забавный фон для декларации самого исследования, но теперь, похоже, он мне не пригодится. «Эксперимент Эйвери Шоу» приостановлен – и, скорее всего, на неопределенный срок.

Эйден наконец обернулся и посмотрел на меня.

– Почему? – осторожно спросил он.

Я пожала плечами.

– Научная ярмарка в следующие выходные. Не думаю, что есть шанс закончить в срок. Я не знаю, как достигнуть последней стадии горя, да и мой партнер, похоже, махнул на меня рукой.

– Мой нос с этим бы не согласился, – пробормотал Эйден, коснувшись ушибленного лица.

Я хотела спросить, почему Грейсон его ударил – подозреваю, что из-за меня, – но Эйден сработал на опережение:

– Какая последняя стадия горя?

Мои щеки вновь опалило румянцем.

– Принятие, – прошептала я, скосив глаза на колени. – Надежда.

В ответ тишина.

Когда я наконец подняла голову, поймала на себе знакомый взгляд. Эйден пожевывал верхнюю губу, словно раздумывая, стоит ли делиться своими мыслями. Он всегда так делал, когда нервничал.

– Что? – спросила я.

Он провел рукой по волосам и снова присел на кровать.

– Может, ты просто искала ответ не в том месте.

Мне не хотелось ему говорить, что я вообще не занималась поисками. Я бросила это с месяц назад. Но сейчас он меня заинтересовал.

Эйден слишком хорошо меня знал. И понимал, что эффективнее будет сыграть на моей аналитической натуре, чем на раздражении, подкупе или чем-либо еще. Он «разыгрывал научную карту», как назвал ее Грейсон, поскольку знал, что я не смогу устоять.

– А поконкретней? – протянула я.

Эйден улыбнулся своей победе.

– Люди, которые потеряли своих любимых, часто посещают могилы. Они разговаривают с умершими. Изливают все чувства из глубин души, чтобы примириться.