И врач взглянул на него как на сумасшедшего:

    – В больницу мы увозим больных. А для таких – труповозка. Туда и звоните.

    Все следующие дни Николай приказывал себе о своем сроке не думать. Только это не получалось: о возможной свободе забыть невозможно. До выездной сессии оставался лишь месяц.

    – А то, может, задержитесь? У сына через неделю экзамен. Шучу, шучу, – проговорил майор, увидев, как переменилось лицо Николая Николаевича.

    Был конец мая. Здесь, под Выборгом, еще только отцветала черемуха, а в Питере в садике за Александро-Невской лаврой, куда они ходили с Димкой гулять, уже распустилась сирень.

    – Документы ваши готовы, так что счастливый путь. – Майор улыбнулся. – До свидания говорить не буду. Хотя адресок ваш у меня есть, может, с сыном заглянем, сэр.

    Пятьсот пятьдесят дней Николай Николаевич ждал этого мига и не думал, что все будет до такой степени буднично.

    Никаких отвальных он делать не собирался. Избави Бог, еще вляпаешься в ЧП. Просто все пошли в смену, а он отправился к майору. Готовясь к тому, что в последний момент что-нибудь окажется не так и ему придется догонять своих, стоять у конвейера, ловя сырые скользкие кирпичи.

    Странно, что, когда он шел к электричке, ему вдруг стало грустно. И пожалуй что страшно – полтора года все в его жизни было расписано. А теперь, прямо с этих минут, начиналась абсолютная неизвестность.

    С директором мурманского института полдня не хотели соединять.

    – Павел Григорьевич проводит совещание, позвоните позже, – говорила незнакомая секретарша.

    Прежние голос Николая Николаевича узнавали мгновенно.

    – Я по междугородному, из Петербурга. Вы скажите, когда мне лучше его застать?

    – Через полчаса позвоните, я думаю, как раз он освободится.

    Но через полчаса уже другой голос отвечал:

    – Павел Горигорьевич только уехал. Позвоните часа через три.

    – Коля, честное слово, плюнь на этот Мурманск, что-то не лежит у меня к нему сердце, – уговаривала Вика.

    Она взяла неделю отпуска, чтобы побыть всей семьей вместе.

    – Тебя же зовут в Ботанический институт.

    Вика неизвестно каким образом чувствовала, что его ждет. Он же пока ни о чем не догадывался.

    Дозвониться удалось лишь в конце рабочего дня.

    – Павел Григорьевич, это Горюнов, здравствуйте! – Николай Николаевич почувствовал, как у него перехватывает горло.

    Однако директор никакого волнения в ответ не выказал.

    – Да, я вас слушаю, – сказал он так, словно ему звонил совершенно незнакомый человек.

    – Николай Николаевич Горюнов звонит!

    – Я вас слушаю, – так же равнодушно повторил директор.

    – Я абсолютно свободен и готов приступить к работе.

    – Извините, я не понял, к какой работе? – переспросил директор так, словно они не были никогда знакомы, не сиживали порою рядышком на банкетах и Павел Григорьевич не отмечал ежегодно в отчетах удачные работы своего подчиненного.

    – К своей работе. Вы же сами, Павел Григорьевич, полтора года назад передавали через Иннокентия, что место мое сохранится.

    – А, Горюнов! – наконец вспомнил директор.