Утро началось с тумана, такого плотного, что лошадей, привязанных под навесом, мы еле отыскали.

– Не нравится мне это, – пра Михарь озирался по сторонам. – В таком густом лесу такого тумана просто не может быть.

– Думаете, его наколдовали?

– Уверен. Среди листвов встречаются такие колдуны, что вам и не снилось. Думаете, почему с этим народом предпочитают не связываться без крайней нужды?

Я огляделся. Удушливая водянистая хмарь стояла такой плотной стеной, что достаточно было отойти на три шага – и тебя уже не видно. Пра Михаря в шаге от себя я видел, но вот хвост его коня, которого инквизитор держал под уздцы – нет.

– Что будем делать?

– Ничего. Сидеть и ждать. Отдыхать. Набираться сил. Когда еще подвернется такая возможность просто побывать в весеннем лесу, послушать пение птиц, понаблюдать за жизнью живой природы…

– Как? – мне захотелось ущипнуть себя, лошадей и пра Михаря – последнего исключительно из вредности, чтобы опомнился и перестал нести чушь. Какие птицы? Они молчат, как в рот воды набрали. Какая живая природа, когда в двух шагах ничего не видно?

– Молча, Груви. Молча.

– Но…

– Понимаю, – инквизитор вдруг шагнул ближе, обхватил мой затылок пальцами и прижался губами к уху, – вы весь горите нетерпением пуститься в путь. Вы считаете, что остановка – проявление слабости. Пусть другие так считают. Слабость будет, если мы психанем и повернем назад. Иногда в бою самым правильным решением бывает не нанести упреждающий удар, а уклониться. И убегать безоружному от вооруженного человека – не всегда трусость. Пусть другие считают нас слабее, чем мы есть на самом деле. На любом пути нужны остановки, куда и зачем бы ни спешили. Так давайте остановимся и подождем. Они нанесли удар. Мы – уклонились и ждем. Понятно?

– Понятно, – в ухе щекотало. – А почему шепотом?

– А чтобы они не догадались… Ну, что, Згаш? До ветру по очереди – и готовить завтрак? – продолжил пра Михарь нарочито бодрым голосом, отпуская мой несчастный затылок.

– А что у нас на завтрак?

– Овсянка, брат.

День тянулся неимоверно долго. В тумане трудно было разобрать, как высоко встало солнце, но по внутренним часам время приблизилось к полудню, а серая хмарь и не думала рассеиваться. Где-то за пеленой тумана фыркали и похрустывали травой лошади. И эти звуки были едва ли не единственными на всю округу – лес, обычно наполненный птичьими голосами, словно вымер. Даже журчание ручейка неподалеку звучало приглушенно, как будто вода чего-то боялась.

Стараясь двигаться как можно осторожнее – даже здесь заблудиться ничего не стоило – обошел обитель по кругу, двигаясь посолонь и оставляя на земле след, прочерченный веткой. Замкнув круг – внутри оказались и наши лошади – проговорил защитное заклинание. Сразу вернулись звуки – где-то запела птица, послышался шелест листвы. Но сам туман никуда и не думал исчезать. Ладно. Подождем.

Я присел на ступени часовни. Пра Михарь скрылся внутри сразу после завтрака и не показывался уже третий, если не четвертый час. Молится или уснул? Меня, если честно, не тянуло присоединиться, несмотря на то, что два года прожил в монастыре и все это время подчинялся строгому распорядку – трижды в день бывать в соборе на молитве. Во всяком случае, иногда.

И чего брат Михарь просил у Ругевита? Военной помощи? Бог войны и так делает все, что может. Или намного меньше? И где пределы его возможностей? Вот туман – он чьих рук дело? Кого-то из листвянских колдунов? Или это вмешались местные боги? То, что он – явление сверхъестественное, и ежу понятно.