– Они лаяли! – сказала Мария с неожиданным возбуждением. – А мы понеслись по лестнице и выбежали на крышу.

– Вы спустились по пожарной лестнице? – спросил я у Долорес.

Она устало кивнула:

– Лай разбудил меня в середине ночи. Он пошел по лестнице, а я взяла кое‑какие вещи и Марию и поднялась на крышу. Мы успели уйти, когда он был еще далеко. Я слышала, как он бьет окна в квартире под нами, и остальное. Было темно. Мне повезло, что я добралась до пожарной лестницы. Та собака, что крупнее, его остановила. Кажется, она на него бросалась. Он выбежал на крышу, преследуемый собакой, и больше я ничего не видела.

Долорес пристально посмотрела на меня, и лицо ее вдруг стало совершенно беззащитным. Ее неприступность исчезла: теперь она была просто испуганной и измученной и пыталась понять, кто я, черт возьми, такой.

– Нам надо вас обеих одеть, – подсказала ей миссис Розенблют.

Когда все трое скрылись в комнате для стирки, я позвонил Хелен. Моррисон хотел видеть меня через тридцать пять минут.

– А нельзя отложить встречу? – спросил я. – Хотя бы на полчаса?

– Нет, в шесть у него авиарейс. Похоже, это важно. Попробуйте прийти вовремя, – добавила Хелен. – На самом деле он кажется очень напряженным.

– Скажите ему, что он – жопа. Вы это для меня сделаете, Хелен?

– Полно, Джек. Вы просто...

– Скажите ему, что я не желаю получать новые дерьмовые задания, хоть это вы для меня можете сделать? Я честно работаю много лет, а он устраивает мне такое?

– Джек!

– Скажите ему, что я уволился, – сказал я. – Я уволюсь и пару месяцев поезжу по стране на машине, Хелен. Я пришлю вам открытку откуда‑нибудь из Южной Дакоты, например, из Уолл‑Драг.

– Джек.

– Это – реальный город, Хелен.

Она засмеялась:

– Жду вас в четыре, так?

Я повесил трубку.

– Вам надо уезжать, да? – спросил я у миссис Розенблют.

– Я обещала сестре, что приеду к вечеру.

Долорес и Мария появились в дверях уже одетые.

– Послушайте, – сказал я Долорес, – мне через полчаса нужно быть на работе, в центре, это за добрых шестьдесят кварталов отсюда. Мне нужно скоро уходить. Так что нам нужно что‑то решить. Скажите, Долорес, – я правильно понял, что у вас нет денег?

– Есть несколько долларов. Я оставила их на еду. Но я не могу вернуться в наш район. Гектор, мой муж... – Она посмотрела на Марию. – Это не получится, он знает там всех моих знакомых. Там сообщество, понимаете, и в доме все всех знают. Ему известно, где искать.

– Родня?

Она покачала головой:

– У меня нет родных.

– Мистер Уитмен, – сказала миссис Розенблют, – как я уже сказала вам и Долорес, я просто не могу взять на себя заботу о них. Моя сестра живет на Лонг‑Айленде, в Манхассете, и я слишком старая, чтобы садиться на поезд в час пик. Мне постоянно наступают на ноги.

– Может, вы меня просто подвезете к хорошей ночлежке, – предложила Долорес. – Нам надо выспаться, иначе Мария заболеет.

– Ни в коем случае, – заявила миссис Розенблют. – Ребенку в ночлежке не место.

Старуха укоризненно посмотрела на меня, и ее покрасневшие глаза застыли в молчаливом ожидании.

– Ладно. – Я вытащил ключи от дома. – Долорес, вам некуда идти, а мне нужно ехать. Я уже слишком хорошо вас знаю, чтобы отправить в ночлежку или на улицу. Но я совершенно не знаю, кто вы, к черту, такая. Я не знаю – может, вы наркоманка или алкоголичка или ваш муж ждет за углом, чтобы меня убить или еще что.