Она продолжала прясть. Он смотрел на ее пальцы, на освещенное всполохами огня лицо. Как заботливо она приводила в порядок эту комнату и все остальные в течение всех этих страшных дней, бесшумно она мелькала все время рядом, словно защищая всех ото всего. «И вправду защищая, – подумал он, – если любовь и верность что‑нибудь еще значат в этом мире».

Зал казался необычно тихим – ни приказаний, ни распоряжений, которые обычно исходили отсюда. Измученная госпожа почивает, а господин… одним богам известно. А во дворе Барк готовился к отмщению – сгусток рыжеволосой ярости – он занимался всем – оружием, продовольствием, тягловым скотом и лошадьми.

А над ними снова смыкались тучи, залатывая дыры, прорванные ночной грозой. Бастионы вздымались все выше, и весь лес был во тьме, когда забрезжило утро, и солнце поднялось над стеной туч. Солнечного времени становилось все меньше; и с севера тянулись зловещие метелки облаков, великое множество их, оттуда, где стоял на границе Роан.

И дрожь охватила Донала, когда он увидел это – не то чтобы резкий страх, но иное чувство, соединившееся с остальными впечатлениями дня – криками Барка и шумом во дворе, перешептываниями, движениями и красками – все стало казаться ему зловеще хрупким, как последний всплеск жизни.

«Перед кончиной», – думал он. – Перед тем, как мир померкнет». И наконец он назвал словами то, чего опасался – силы Кер Велла слабеют, они готовятся не к тому, к чему надо, а тем временем кольцо туч все сужается, как подступающие войска. Господин Киран ушел. «Не умер», – твердил он себе, но он помнил, как Киран упал с коня, помнил черные стрелы и восковую плоть, которая держалась за жизнь только благодаря камню… «Вернулся в Элд, вошел в него со всею обреченностью и оседлал эльфийского коня, чтобы из последних сил бороться с неизбежностью…»

«О, ступай, – мысленно обратился он к своему господину, – ступай туда, куда они уходят, и обрети мир, чем бы ни являлось это таяние». Он закрыл глаза и увидел холм у Кер Донна, и черный страшный ветер раздувал, разрывая в клочья, белый огонь Ши.

Он вздрогнул, почувствовав, как судорога пробежала по его членам. Воздух был тяжел и грязен.

Кто‑то прикоснулся к нему – но это всего лишь Мурна положила ему руку на плечо.

– Успокойся, все хорошо.

– Им не нужно делать этого, – пробормотал он, вдруг отчетливо увидев двор и готовящиеся к отправке повозки и посредине всего Барка, направляющегося на север на защиту хуторов. – Не нужно. Север и так гибнет. О боги…

– Донал! – прошептала Мурна. Она стояла перед ним на коленях, сжимая его руки. Но только когда она потрясла их, он увидел ее. Ему все еще было холодно, и то, о чем он думал, пронеслось как мимолетный сон.

– Прости, – смущенно промолвил он, забыв обо всем, словно о гаснущем видении.

– Успокойся, тебе нельзя утомляться. Ты задремал сидя здесь. И что‑то приснилось тебе. Ляг в свою постель и отдохни. Тебе уже пора.

И тогда он отстраненно подумал о бесплодности всего. Его часто мучили кошмары после Донна. Он вдруг испугался, что мог кричать во сне, и жар залил его. Он отвернулся и посмотрел на детей, спавших на матрасах.