Он почувствовал, как болят от напряжения его плечи, как ломит кости.
– Если Элд падет, я стану лунными лучами и паутиной, – вырвались из него обрывки случайных мыслей, разрозненных как все, что приходило теперь ему в голову. – О, лучше бы я остался там, где был, на скалах под Кер Донном.
– Т‑с‑с! – Мурна прижала пальцы к его губам, и в глазах ее отразилось страдание.
Он поймал ее руку и уже сам прильнул к ней губами. Но она была безутешна и казалась такой усталой. В глазах стояли слезы и испуг.
– Мурна, – промолвил он, – если у Кер Велла есть герои, то ты – одна из них. Знаешь ли ты это?
– Почему? – спросила она в смущении.
– Потому что так оно и есть, – он отпустил ее руку, ибо она вся зарделась. Наверное, она сочла его слова пустой лестью, шуткой над беззащитной женщиной. Он почувствовал это и неловко встал. Немногим он дозволял видеть свои страдания, но Мурна была одной из немногих, и он покорился, не чувствуя сил, чтобы скрывать свою боль. Тревога грызла его. Опасения, мучившие его еще мгновение назад, казались теперь туманными, и он почувствовал потребность снова увидеть тучи, сделать что‑то для защиты замка, хотя бы просто проводить войска, отправлявшиеся на границу. «Я и сам могу поехать, – мелькнуло у него в сумбуре мыслей. – На лошади я вполне ничего. Я могу удержать щит».
Но он вспомнил о детях и почувствовал облегчение, что у него есть предлог не отправляться на север, ибо он ощущал в этом что‑то не то.
– Донал? В чем дело? – спросила Мурна.
Он заморгал глазами, возвращаясь из серой пустыни, где он был так одинок, неуверен и беззащитен, где порывы ветра уносили остатки надежды.
– Мев! – закричал он. – Келли!
– Донал… – оборвала его Мурна; но он уже бросился к ним и обхватил их расслабленные тельца, прижимая к себе как можно крепче.
– Просыпайтесь! – зашептал он им, пытаясь вернуть их оттуда, куда они ушли. – Возвращайтесь! Мев, Келли! Вы нужны вашей матери, слышите ли меня?
И они покорно вернулись.
– Донал, – промолвила Мев, и он приник к ее застывшему лицу.
– Мы здесь, – пробормотал Келли и, зашевелив руками, начал просыпаться.
– О боги, – выдохнула Мурна.
«Береги их», – сказал мой господин, – сердце Донала разрывало ему трудную клетку. – Береги их. Он все время знал о грозящей им опасности. А я еще хотел их бросить. О, просыпайтесь, просыпайтесь, слышите меня? Я знаю, где вы, и вам там не место. Возвращайтесь. Ну, возвращайтесь же.
– Как было темно, – промолвила Мев. – И свет задувало, Донал!
– Разбуди их мать! – резко сказал Донал. – Мурна, разбуди ее, быстро!
Мурна бегом кинулась к лестнице.
И дрожь пронизала Келли, и он глубоко вздохнул – и оба наконец были здесь.
Но только удостоверившись в этом, Донал выпустил их из своих объятий. Мев протерла глаза. Они сидели, глядя на него, и в глазах их брезжила печаль от того, что держал их всего лишь он, а не тот, кого они любили больше жизни.
– Если б я мог уйти вместо него, – сказал им Донал, – о боги, я сделал бы это.
Мев заплакала, сидя среди одеял, и слезы заструились по ее щекам. Она утерла их и закинула назад спутавшиеся от сна волосы. Келли сидел как пораженный громом. Донал снова обнял обоих и закачал их у себя на коленях, хотя у него и болела раненая нога.
– Настало утро, – промолвил он, – и мир таков, каков он есть, и вы должны оставаться в нем. |