– Фиатас, – произнесла дама таким голосом, от которого мурашки побежали у детей по коже. О, как он был нежен, но от него вскипели воды, и из реки высунулась золотистая головка, и глаза, темные, как вода, устало блеснули над рекой.

И так они поняли, что перед ними две Ши, одна из которых стояла на берегу, здесь и не здесь, светозарная и лучистая иным, нежели дневной, светом.

– Выходи, – сказала Ши.

– Нет, – губы существа покачивались над водой, и теперь оно выглядело испуганным. – Нет, о нет‑нет‑нет.

– Сюда. Сейчас же. Мне назвать твое имя? Я научу этих детей произносить его, и они будут вызывать тебя, когда им захочется.

– Нет, – всхлипнуло существо. И выскользнув на берег, оно упало кипой водорослей, пучком старой тины, которая булькала и подрагивала.

– Чтобы ты помнила, чей это лес и кто ты такая, – добавила Ши. – Хотите узнать ее имя? – внезапно спросила она у детей, и лес померк в глазах Мев от ее взгляда, а у Келли сердце начало так стучать, что казалось земля содрогнется. – Нет, – задумчиво молвила Ши. – Вы призовете ее раз и захотите снова, и вам понравится, что она рядом и делает все за вас, чем дальше, тем больше, пока не увидите, что вас боятся. Разве этому должно быть?

– Нет, – ответила Мев. Она вспомнила речную лошадь и ее всевластие и вдруг вздрогнула от мысли, что мать и отец стали бы крошечными в ее глазах, а сама она великой и всемогущей. Нет, мир был предназначен для иного. И она не хотела другого.

И Келли сказал: «Нет», подумав, что стало бы, если бы они с Мев сделались всемогущими и одинокими, и исчезли бы игры, и укоренился бы страх вокруг и между ними.

– Ее зовут Кили, – сказала Ши.

– Ах! – взвыло существо, – о нет, о нет, о, сжальтесь! – и оно взглянуло на детей, протягивая к ним худенькие белые руки со сложенными ладонями, словно она держала в них жемчуга. – О, сжальтесь, сжальтесь, только не покидать реку – нет. Я одарю вас, о, какими дарами одарю!

И Мев захотелось жемчугов. Это было доброе желание и совсем бескорыстное, ибо она подумала, как они будут смотреться на шее матери, и как та удивится такому подарку. Конечно, их надо будет отдать. Но высокая Ши в сером плаще смотрела на нее так пристально и странно, что листья замерли во всем лесу. И она поняла, что та от нее чего‑то ожидает, какого‑то поступка, какого Мев еще никогда не совершала, а может, и не совершит, что‑то мудрое и в то же время простое, как понимание.

– Оставь их себе, – сказала Мев.

– Уйди в реку и не выходи, – добавил Келли.

Существо бросило на них безумный взгляд, склонилось и поплыло прочь.

– О, благородные, – донесся ее вой ниже по течению, – добрые дети, о, добрые… – звук перешел в неразборчивое бульканье, и река потекла дальше своим чередом.

– Мое прозвище – Чертополох, – важно сказала Ши, словно забыв о фиатас, как о случайном ветерке. – Возможно, вам можно доверить и истинное мое имя, я думаю, вы достойны, несмотря на ваш возраст. Но я – не пустяк и не мелкая тварь, как эта, с которой в конце концов вы поступили мудро, хоть и не сразу.

– Теперь нам пора домой, – сказала Мев со всей серьезностью.

– Я отведу вас.

– Мы можем и сами дойти, – возразил Келли.

– Тогда я провожу вас и прослежу, чтобы вы добрались благополучно.

– Нельзя.

– Но я – друг вашего отца, – серьезно сказала Ши.

– Значит, он к тебе приходит?

– Возможно, и ко мне.