Поскольку Лоррин думал о том же самом, он расслабился еще больше. Ничего страшного пока не случилось.

Просто при одной мысли о том, что Шана в опасности, у него душа ушла в пятки.

«Правда, мы знакомы совсем недавно, но разве Меро с Реной знакомы дольше? И все же мне хотелось бы знать, что она думает… Что она думает обо мне. Рена с Меро хоть успели побыть наедине, „а у нас и того не было. Нам с Шаной некогда было думать о себе…“

– Но если она отправится к Железному Народу, это наведет эльфов на след клана Дирика, – заметил Лоррин. – А мы договорились любой ценой избежать этого.

Неужели наше слово стоит не дороже эльфийского?

Меро поморщился.

– Ну, может быть… Не знаю. Шана озабочена, но отнюдь не в панике, так что я не особенно тревожусь. Но это означает, что мы тут остались практически сами по себе.

В дверь снова постучали. Лоррин поспешно потянулся мыслью за дверь – и вздохнул с облегчением. Это была Рена. Он кивнул Меро. Тот вскочил со стула, метнулся к двери, отворил ее и втащил Рену в комнату, полуобняв ее по дороге. Потом Меро затворил дверь. Лоррин вежливо отвернулся, пока Меро обнимал Рену – теперь уже по‑настоящему.

«Я рад, что они нашли друг друга, – печально подумал он. – Если бы еще и мы с Шаной…» Он не стал думать дальше. Неизвестно еще, суждено ли этому случиться хоть когда‑нибудь. Шана воплощала в себе одновременно представление Лоррина об идеальной женщине – и все те черты, которые его бесили. Она была упряма – «у нее просто сильная воля», возразила Лоррину его совесть,

– самоуверенна и своевольна – «как и всякий прирожденный лидер», – не стеснялась высказывать свое мнение – «умна», – нетерпелива – «просто она быстро соображает», – эгоцентрична – «самодостаточна»…

Впрочем, это перечисление можно продолжать часами.

И однако, Лоррин не мог перестать думать о ней. Даже когда ему следовало бы думать совсем о другом. Шана снилась ему по ночам, и днем его тоже преследовали мысли о Шане. Лоррин отказывался беседовать с ней, говоря Меро, что его ментальные способности слишком слабы, чтобы дотянуться до нее из эльфийских земель, но истинная причина была в том, что он боялся говорить с ней мысленно. Он боялся выдать себя, выдать смешанные чувства, которые испытывал к ней. Ее нельзя отвлекать, особенно теперь. А он…

«Мне тоже нельзя отвлекаться. Я хожу по лезвию бритвы. И.., и я не хочу знать, что думает она. Только не теперь. И может, еще долго не захочу. Я.., я просто боюсь обнаружить, что она думает обо мне всего лишь как о еще одном волшебнике. Лучше пока оставаться в неведении».

К тому же ему есть о чем подумать, кроме Шаны!

Рена вежливо кашлянула. Лоррин обернулся к ним.

Они стояли бок о бок, достаточно скромно, и только их руки по‑прежнему тянулись друг к другу. Так что на их руки Лоррин старался не смотреть.

– Ну как? – коротко спросил Лоррин.

Рена просияла. Она была довольна собой.

– Отлично! Я показала свои украшения – они, конечно, уже видели такие на балах, – и сказала, где их можно купить. Я рассказала Луналии и Меринис о том, что это на самом деле такое – отцы у них ужасные! – и тут же сунула им по набору. Отец собирается выдать Луналию замуж за какого‑то надменного ан‑лорда, который, похоже, считает, что она должна вести себя как наложница! Уж чего она только ни делала: и разрыдалась, когда он чуточку грубовато сострил, и сделала вид, что упала в обморок, когда он снял рубашку…

Лоррин расхохотался. Рена осеклась.

– В чем дело? Что тут такого смешного?

Лоррин рассказал ей о своем последнем «клиенте» и тут же схватился за стол, чтобы не упасть от хохота.