- Никита Иваныч! Только вы один, нелицемерный благодетель мой, можете защитить нас... - в порыве горести прокричал Петр, угловато встал и, запахнув беспоясный халат, расслабленно подошел к Панину. - Я ничего не ищу, ничего не требую, - заговорил он торопливо по-французски. - Передайте государыне... Я прошу только не разлучать меня с Романовной... Да, да... С Романовной...
Он ловил надушенные руки растерявшегося вельможи и вдруг громко зарыдал.
Холеное лицо Панина выразило непроизвольную брезгливость и жестокое страдание: такой мучительной минуты он не испытывал во всю свою жизнь. "Да я палач, невольный палач", - с содроганием подумал он и про себя взмолился: "Господи, прости меня".
- Успокойтесь, успокойтесь, - крайне смущенно твердил он вслух, стараясь хоть как-нибудь подбодрить свою "жертву".
Но Петр, мотая головой и ничего не видя, продолжал громко, взахлеб рыдать.
А Елизавета Романовна, стоя на коленях возле Панина, причитала:
- Никита Иваныч, Никита Иваныч! Вы такой великодушный... Умоляю вас...
Весь внутренне растерзанный, с гримасой неизъяснимой жалости, Панин пятился к двери. Петр с Елизаветой выкрикнули жалкие слова и, видя в Панине единственного своего спасителя, ползли за ним, отчаянно умоляя его о пощаде. Панин едва открыл дверь и, выпучив глаза, чуть не бегом поспешил во дворец, к императрице. Его мучило удушье, он дрожал.
Екатерина приказала: Петра немедля отвезти в Ропшу и там держать без выпуску, а бывшую фрейлину, княгиню Елизавету Воронцову, выслать под караулом в Москву.
В четыре дня четерыхместная карета с завешанными окнами, запряженная шестерней, выехала с Петром, под сильным конвоем гренадеров, в Ропшу.
Начальство над конвоем было поручено Алексею Орлову, в помощь ему дали Пассека, Баскакова и князя Федора Барятинского. А бывшую "султаншу" в закрытом дормезе, в сопровождении двух солдат, отправили в Москву. Генерал Гудович был тоже арестован.
Переворот закончен. Екатерина возвещала:
"Божие благословение пред нами и всем отечеством нашим излиялось, чрез сие я вам, господа сенаторы, объявляю, что оная рука божия почти и конец всему делу благословенный оказывает".
В тот же вечер двинулись из Петергофа в обратный поход все войска. А на другой день, под звон колоколов, под несмолкаемые оркестры военных трубачей и пушечные салюты Екатерина торжественно вступила в Петербург.
Было воскресенье. Солнце. Жара. Столица веселилась, бражничала. Все кабаки, трактиры, винные погреба для солдат открыты настежь. Солдаты да и простолюдины напивались вином вдосыт и запасались хмельным впрок: и водку, и пиво, и виноградные вина сливали в одно место, в котелки, в ведра, в баклаги, а у кого не было под руками ничего - цедили в сапог.
Итак, Екатерина царствует. Вчерашний император Петр сидит под арестом в Ропшинском дворце. В пеленках венчанный на царство бывший император Иван Антонович томится в Шлиссельбургской крепости.
Недаром престарелый фельдмаршал Миних восклицал позже среди друзей:
- Мне довелось, между прочим, присягать трем царственным особам:
Иоанну Антоновичу, Петру Федоровичу и Екатерине. И все трое по сей день - живы. Случай во всемирной истории единственный... Шекспир, где ты?!
3
Ропшинский дворец построил Петр Великий и подарил своему любимому князю Ромодановскому, затем дворец был отписан в казну. Арестованный царек прибыл в Ропшу вечером 29 июня, в день своего ангела, и помещен был в спальне дворца. |