Изменить размер шрифта - +
Арестованный царек прибыл в Ропшу вечером 29 июня, в день своего ангела, и помещен был в спальне дворца. Он остался один, у дверей - часовой. Окна плотно завешаны зелеными гардинами. В комнате тюремный полумрак. Унылый Петр робко подошел к окну, отодвинул гардину. За окном - цветущий парк, и где-то за горизонтами - милая Голштиния.
     - Прочь от окна! - закричал часовой от двери.
     - Прочь от окна! - грубо закричали в парке гренадеры и, подбежав к окну, направили ружья в грудь Петра.
     Их много за окном, весь дворец оцеплен ими, они ненавидят бывшего царя.
     Опустив голову, Петр отошел в глубь комнаты.
     - Задерни занавеску! - крикнул часовой.
     Петр подошел, задернул.
     - Ты не моги к окнам подходить, черт тонконогий. Не приказано. А нет - штыка отведаешь.
     Каждым шагом, каждым движением вчерашнего повелителя всея России теперь грубо повелевал простой солдат.
     На другой день, с утра, был при Петре, кроме часового, дежурный офицер. Петр попросился погулять в парк, офицер отказал.
     Приехал Алексей Орлов. Большой, статный, он вошел к Петру с громыхающим бодрым хохотком.
     - Ну, здравствуйте, Петр Федорыч! Как изволили почивать?
     - Плохо. Господин офицер грубит, часовой из рук вон груб.
     Гремя шпорами, Орлов подошел к солдату и дал ему по уху легкую затрещину. Петр закричал:
     - Не этот!.. Другой... Тот сменился.
     - Ничего, в задаток, - сказал Орлов.
     Щека солдата покраснела, подбородок дрожал.
     - Мне хочется в парк погулять, а вот офицер не велит.
     - Это почему? - сказал Орлов. - Пойдемте, Петр Федорыч, пойдемте. - Орлов распахнул дверь на террасу, в солнечный простор, пропустил Петра вперед, а дежурившим на террасе гренадерам незаметно подмигнул. Те враз загородили штыками выход. - Ну, значит, нельзя, - сказал Орлов. - Вертайте, батюшка Петр Федорыч, в комнату. Нельзя, Никита Иваныч Панин запретил...
     - Ой, Панин ли?! - слабым голосом, тяжело переводя вздох, воскликнул Петр. - Не Панин, а сдается мне - Екатерина...
     - Ну, вот уж нет, - отвечал Орлов. - Матушка государыня печется о вас, как о... как... Да вот... - он крикнул в дверь, и два солдата втащили в комнату большой сундук. - Это вам, Петр Федорыч, государыня изволили прислать в подарок. - Орлов открыл сундук и начал выгружать на стол снедь, питие, сладости, жареный в сахаре миндаль, глазированные померанцы, абрикосы, персики, целые горы пряников, закусок, батареи английского портера, бургундского, картузы с ароматным табаком. - Ну, чем бог послал... Подкрепимся... Потом в картишки.
     - У меня ни гроша, поручик, - с плачевной гримасой сказал Петр.
     - Господи, твоя воля! - воскликнул Орлов и бросил на стол кожаный мешочек с червонцами. - Да вам от казны будет отпущено в меру вашего аппетита, сколько душе угодно!
     - Мне много и не надо. Куда мне? Вот бы лекаря моего, Лидерса, я совсем болен... Очень болит голова.
     - Вижу, - сказал Орлов, смачно пожирая увесистые ломти вестфальской ветчины и запивая пивом. - Шея у вас тонкая, весь вы болезненный, волосенки реденькие. Глаза красные...
     - Это от неприятностей...
     - Ну, какая там неприятность. Все под богом ходим. Все, батюшка Петр Федорыч, все!.. А шейка у вас действительно тонковата, Петр Федорыч, зело тонковата.
     - Да что тебе далась моя шея! - прикрикнул Петр.
Быстрый переход