|
Всего - чертова дюжина - тринадцать человек. У дверей - на часах два гренадерских сержанта. Проехав от Петербурга сорок верст, гости проголодались. Стали закусывать и пить. Петр жаловался на нездоровье, был вял, отказывался выпивать. Но гости, в особенности Алексей Орлов, предлагали такие обязывающие тосты, что отказаться Петру было невозможно. Пили за матушку Екатерину, за милую Голштинию, за Елизавету Романовну, за прусского короля Фридриха. И мало-помалу Петр стал хмелеть, на испорченном оспой лице его появился румянец, колики прошли. Начался шумный разговор, смех. Выпито было много. Актер Волков (основатель русского театра), повязав кудрявую голову салфеткой, потешно разыгрывал ярославскую просвирню. Орлов - воеводу-взяточника. Богатырски сложенный великан Потемкин разделся донага, препоясался полотенцем и, хотя был немножко кривоног, стал изображать то Аполлона, то Венеру. Затем нескладным хором принялись орать песни. Волков пел хорошо, отменно плясал "русскую". От грубого баса Орлова звенело в ушах и гудела скрипка Петра. А мопс стал зло лаять. Орлов припал на четвереньки, зарявкал на собаку по-медвежьи; мопс, обомлев, забился под кровать. Опять хохот. В комнате мрачно, зажгли свечи, уселись играть в карты. Захмелевший Петр играл задирчиво, спорил, вырывал у Федора Барятинского карты, плел чепуху, кричал: - Я знаю, знаю!.. Государыня вернет мне Романовну и отпустит меня к пруссакам. Я писал ее величеству... Что? Двадцатилетний князь Федор Барятинский, с тайным умыслом вызвать Петра на скандал, грубо бросил ему: - Государыня и не помыслит отпустить тебя в Пруссию. Ты - никто! Петр перекосил рот, вспылил: - Как смеешь, мизерабль, говорить мне "ты"?! - А как ты смеешь говорить мне "ты"?! Я князь, а ты кто? - Я царских кровей, дурак! - завизжал Петр. - Тевтонская в тебе кровь, не русская... - Молчать!.. И оба, сипло задышав, вскочили. Петр сгреб бутылку, Федор Барятинский схватился за шпагу. - Федька, сядь! - Орлов сильной рукой развел их. - Петр Федорыч, садись. И... не лайся. Тут тебе не Ораниенбаум, не Голштиния... А мы не оловянные солдатики. Ходи, твой ход. Карта к тебе привалила знатнецкая. А Федька Барятинский дело говорит: ежели тебя в Пруссию пустить, ты на нас Фридриха приведешь... - Он и сам придет!.. - вздрагивая и мотая головой, задышливо ответил Петр. - Фридрих извещен о моем несчастье... Сам придет!.. - Пусть приходит, - хрипло возразил Орлов и залпом выпил чарку рому. - Пусть приходит твой Фридрих. У нас в Щлиссельбургской крепости казематов хватит... - С войском придет! - запальчиво вскричал Петр и швырнул карты Орлову в лицо, руки его тряслись. - С войском!.. Дураки!.. Собаки! - Ах, вот ты как?! - вскочил Орлов, глаза его налились кровью. - Значит, ты есть изменник государыни?! Петр взглянул в ожесточившиеся лица бражников и сразу понял, что он среди врагов, что круг судьбы его замкнулся. Но, вместо страха, в нем внезапно взорвались хмельное буйство, отчаяние. И в исступлении он закричал: - Не я изменник, а вы все изменники, клятвопреступники! Молчать! Молчать! Кому вы, разбойники, присягали?! - А вот кому! - и охмелевший Федор Барятинский с размаху ударил Петра кулаком по голове. Петр ахнул и упал. |
