|
Даже беспристрастное его описание может показаться преувеличенным... - О да, да! - с жаром воскликнул Бретэль. Вдруг они оба вскочили и, придав лицам сияющий вид, стали с легким изяществом быстро скользить по паркету настречу приближавшейся к ним со свитой Екатерине. На ней было платье adrienne из алого гро-детура, выложенного по швам, в рисунок, серебряным галуном, в темных припудренных волосах - жемчужный аграф, на груди - бриллиантовое колье. Придворные и в особенности наблюдательные иностранцы стали замечать в настроении Екатерины большую перемену. Действительно, Екатерина никак не могла отделаться от мучившей ее душевной тревоги. И это, как в зеркале, отражалось на ее лице. Екатерина пригласила Букингэма поиграть с ней в шахматы. Улучив момент, Букингэм сказал ей: - Меня крайне волнует, ваше величество, что, невзирая на столь блестящие коронационные торжества, ваше чело омрачается каким-то беспокойством. - Да, граф, - потупив глаза и чуть приподняв тонкие брови, ответила Екатерина. - За последнее время меня то и дело посещает меланхолия. Боюсь, граф, вам признаться, но мне кажется, что я не вполне счастлива. Впрочем, я не знаю, есть ли в мире хоть один счастливый человек. - Алмазы на ее груди затрепетали от вздоха. - Где же источник, питающий нежелательное настроение вашего величества? - допытывался чрезмерно любознательный дипломат. - Не знаю, - нервно ответила Екатерина, встряхнув гордо откинутой головой и этим жестом кладя предел коварному любопытству. Да, Екатерине было над чем призадуматься: едва прошло три месяца со дня переворота, возведшего ее на престол, как уже был раскрыт заговор, о котором она узнала, будучи в Москве. *** 28 октября, ранним, с заморозками, утром по улицам веселящейся Москвы тревожно забили барабаны, затрещали трещотки, на Красной площади - страшный эшафот, на эшафоте - четверо преступников, над ними, при многих тысячах сбежавшегося люда, по всей форме учиняется жестокая экзекуция. Ни простой народ, ни даже высший свет ничего не знали о случившемся. Все это дело было окутано глубокой тайной. Имена преступников обнародованы не были. Соответствующий манифест составлен весьма туманно. О безыменных преступниках в нем говорилось, как о неспокойных людях, покушавшихся на ниспровержение императрицы и оскорбительно отзывавшихся о ней. А в циркулярах к русским дипломатам за границей заговорщики названы "извергами всего человеческого общества". Впоследствии узналось, что "извергами" были офицеры гвардии - Петр Хрущев и три брата Гурьевы. Тотчас после экзекуции все они, под сильным конвоем, навечно отправлены в отдаленные окраины Сибири. Суть дела, вкратце, такова. По Петербургу, среди гвардейских офицеров, стали ходить слухи о существовании двух политических партий: одна якобы стремилась к возведению на престол шлиссельбургского узника принца Иоанна, другая хотела иметь императором малолетнего Павла Петровича, а регентом при нем - Никиту Панина. Следственная комиссия установила, что в последний день коронации, на званом у Петра Хрущева обеде, было великое пьянство и что по пьяному делу Петр Хрущев - известный шутник и весельчак, будто бы "государыню бранил матерно" и кричал: "Екатерине не быть, а быть царем Ивану Антоновичу". А Семен Гурьев уверял, что в их партии до тысячи человек, что там и Панин, и гетман Разумовский, и Шувалов. Среди хмельного шума, метко обличая друг друга, гвардейцы будто бы кричали: - Дураки мы! На престол чужеродную иностранку посадили. |
